— Это просто потому, что мама — девчонка и не такая умная, как парни.
Отэм подняла глаза, когда Сэм повернул голову, чтобы посмотреть на нее: на его лице явно было написано чувство вины.
— Э-э-э… не помню, чтобы говорил такое…
Приподняв бровь, Отэм попыталась не рассмеяться:
— Плохо врешь.
Сэм усмехнулся, и они с Коннером медленно покатились по льду. Леклер отпустил сына на середине поля между центральной линией и линией ворот, затем выстроил перед ним шайбы. Даже в щитках и шлеме Коннер рядом с отцом выглядел очень маленьким.
— Можешь подать мне те клюшки? — попросил Сэм, указывая на скамейку позади Отэм.
Та скинула свою объемную куртку и положила ее рядом. Натянула рукава темно-синего кардигана и поправила широкий красный ремень на талии, прежде чем взяла две клюшки «Рибок». Одну длинную и одну короткую. На рукоятках и крюках обеих была туго намотана клейкая лента. Номер Сэма, шестнадцать, был написан черным маркером на обеих рукоятках.
Так осторожно, как только возможно, Отэм сошла с коврика на лед и, пробуя поверхность, несколько коротких мгновений стояла неподвижно, чтобы удостовериться, что не шлепнется на задницу. Подошвы красных балеток не сильно скользили, так что она осторожно двинулась к Коннеру.
Холодный воздух полз вверх по ее обнаженным ногам, а хлопья снега залезали в туфли. Каток казался больше с этой стороны плексигласа. И длиннее.
Отэм передала Сэму и Коннеру клюшки и, почувствовав, что туфли заскользили, раскинула руки в стороны, чтобы удержать равновесие.
— Ой.
Сэм бросил клюшку и схватил Отэм здоровой рукой.
— Теперь я знаю, от кого у Коннера такое плохое чувство равновесия.
— У меня хорошее чувство равновесия. — Она подняла взгляд. Прямо к голубым глазам. Коньки придавали Сэму дополнительных двенадцать сантиметров, так что теперь роста он был где-то сантиметров сто девяносто шесть или около того. — Просто не на льду.
Отэм повернулась, чтобы сделать несколько шагов, но хватка на ее руке стала крепче.
— Возьми меня под руку.
— Не хочу потянуть тебя за собой, если упаду.
Сэм отпустил ее и оттопырил локоть.
— Ты не такая уж большая, чтобы утянуть меня за собой.
Стараясь касаться его как можно меньше, Отэм просунула руку ему под локоть и положила ладонь на бицепс. От Сэма исходил жар, согревший кончики ее замерзших пальцев. Горячий, потный тестостерон впитывался в ее кожу, и непрошенное воспоминание о его жаркой, влажной коже, прижатой к ее, заставило пульс Отэм участиться. Воспоминание было чисто физическим, тепло разлилось по ее руке и груди, и она выпалила:
— Боже, ты такой горячий.
Сэм тихо рассмеялся.
— Спасибо. Ты тоже горячо выглядишь в этом платье, и я понятия не имею — почему. Оно вроде как старомодное.
Отэм посмотрела вниз на свое платье:
— Оно винтажное.
— Винтажное значит старое.
— Некоторые вещи с возрастом становятся лучше. Например, вино или сыр.
— И виски, и секс.
Она на эту уловку не попадется.
— Когда я сказала, что ты горячий, то говорила о температуре.
— Да. Я знаю.
Отэм скользнула взглядом по четким линиям его идеального подбородка к голубым глазам.
— Я замерзаю.
— Здесь не так уж холодно, — возразил мужчина, который излучал жар, будто кровать с горячими углями.
Они ступили на резиновый коврик, и Отэм отпустила руку Сэма, сжав ладонь, чтобы удержать тепло.
— Хочешь пойти в раздевалку? Там потеплее.
Отэм посмотрела мимо него туда, где Коннер бил по шайбам и вдруг, без какой-либо на то причины, упал на попу.
— Я посмотрю на вас с Коннером.
Отэм села на скамейку и укутала обнаженные ноги курткой.
— Сиди смирно.
Сэм направился к туннелю, а Отэм смотрела, как сын поднимается на колени.
— Ты в порядке? — крикнула она.
Коннер кивнул. Шлем съехал ему на лоб, когда парнишка уперся коньком и встал. Теперь Отэм понимала, что должна была переодеться, прежде чем везти сына на каток. В какие-нибудь лыжные штаны и меховые ботинки, но голова у нее была занята последними приготовлениями к завтрашней пятидесятой годовщине свадьбы Крамеров.
Пятьдесят лет. Она сложила руки на груди и подвигала плечами, чтобы согреться. Ее родители не прожили вместе и пятнадцати лет, не говоря уж о пятидесяти.
Бабушка умерла раньше пятидесятой годовщины, а собственная свадьба Отэм…
Ну, та даже не считалась настоящей, и если бы не беременность, Отэм никогда бы не увидела Сэма снова. Тот факт, что нашлись люди, которые праздновали пятьдесят лет, заставлял ее думать, несмотря на циничную сторону ее характера, что такое все же возможно.
— Вставай.
Черный свитер с логотипом рыбы заслонил от Отэм Коннера. Здоровой рукой Леклер держал темно-синее с зеленым одеяло.
Отэм встала, и он набросил одеяло ей на плечи и пока закутывал до самого подбородка, куртка упала к их ногам.
— Ты уверена, что не замерзнешь?
Отэм кивнула, и его пальцы коснулись ее подбородка.
— Ты двигаешь рукой.
— Я могу двигать рукой, — сказал Сэм, глядя ей в глаза. — Но не плечом.
— Я готов, пап, — окликнул его Коннер.
— Сейчас буду, приятель. — Большой палец скользнул по щеке Отэм. — Помнишь тот день, когда мы были в моей ванной и говорили о твоем маффине?
— Ты имеешь в виду мои кексы?
Сэм улыбнулся:
— Я думал, мы говорили о твоем маффине.
— Ты был накачан лекарствами. — Она попыталась не засмеяться. — Речь шла о кексах.
— Мне нравятся маффины.
Ага. И все на планете отлично знали это.
— И что?
— Просто я, может, нарушил границы дозволенного, говоря о твоем маффине, но поскольку мы просто говорили о твоих кексах, тогда я…
— Сэм, что ты делаешь с этой бедной женщиной? — перебил его низкий голос. Отэм повернулась, чтобы посмотреть на мужчину, выходившего из туннеля. От удивления Тай Саваж остановился. — Почему ты пристаешь к организатору свадеб?
— Привет, — сказала Отэм. — Как дела?
— Отлично. — Саваж перевел взгляд с Сэма на нее. — Очевидно, ты знаешь Сэма.
Тот опустил руки.
— Отэм — моя бывшая жена.
Бывшая жена? Обычно ее представляли матерью Коннера.
Темные брови Тая взлетели вверх.
— О.
Отэм привыкла к такой реакции. Очевидно, что она была не во вкусе Сэма.
— Что ты задумал?
— Просто просматриваю записи.
— Есть кто-нибудь многообещающий? — спросил Сэм весь такой бесстрастный, как будто это не он только что говорил о маффинах и кексах.
— Малыш из России и второкурсник из Сиракуз с охрененным щелчком.
— Смотришь новичков?
— Ага. У нас слишком много подобных тебе примадонн.
— Папа!
Сэм повернулся к Коннеру:
— Иду.
— Был рад снова увидеться, Отэм. — Тай повернулся и бросил через плечо: — Если увидишь Джулса, скажи, что я ищу его. — Затем ушел, и звук его шагов постепенно затих.
— Как думаешь, теперь не замерзнешь?
Отэм кивнула и, когда Сэм вышел на лед, наклонилась и подняла куртку. Сэм подъехал к Коннеру и поднял свою клюшку.
Они кидали шайбу туда-сюда, а Отэм наблюдала, как Сэм останавливается, чтобы коснуться головы или спины сына, и терпеливо помогает ему, когда тот падает.
Коннер с отцом катились рядом. Сэм, казалось, делал это легко, плавно, а Коннер напрягался, покачивался и почти падал на каждом сантиметре. Сэм что-то сказал, его низкий голос смешался с детским голоском Коннера. Они засмеялись, и сердце Отэм подпрыгнуло в груди.
Одеяло соскользнуло у нее с плеч и упало до талии, когда Отэм полезла в карман куртки. Она вытащила свой блэкберри, прежде чем ее сердце сжалось. Прежде чем она растрогалась от этого зрелища. Отэм прочитала почту, послала смс Шилох и подправила календарь в телефоне. В пятницу после Дня благодарения они с Коннером уезжают на миниканикулы. Им нужно выехать рано утром, но в этом году День благодарения — праздник Сэма, что раздражало, потому что он был канадцем и в третий четверг ноября не праздновал День благодарения. Обычно, если этот праздник выпадал Сэму и если тот проводил его в городе — большая редкость, — он оставлял Коннера у себя на ночь. Отэм хотела поговорить с бывшим об этом и чертовски надеялась, что он позволит Коннеру вернуться ночевать домой, чтобы они могли выехать с рассветом. Это будет первый День благодарения за долгое время, когда ей не надо готовить ужин для брата и Коннера. Сын проведет праздник с Сэмом, Винс — на работе, и она сможет посвятить себе целый день.