Коннер вернулся в столовую и положил лист белой бумаги на стол:
— Мам, посмотри.
Отэм налила себе чашку кофе и села рядом с сыном. На листке, лежавшем рядом с его тарелкой, он нарисовал ее и Сэма, и себя посредине. Все человечки держались за руки и сверкали кривобокими улыбками. В первый раз Коннер изобразил их семьей.
— Это ты, я и папа.
Отэм сделала глоток кофе. Желудок у нее сжался.
— Хорошая картинка. Мне нравится эта розовая юбка. — Она с трудом сглотнула. — Но ты знаешь, что папа просто заходит иногда, чтобы повидать тебя. Так? Он здесь не живет.
Коннер пожал плечами:
— Но может, если захочет.
— У него есть квартира в центре.
— Но он может переехать сюда. Папа Джоша Ф. живет дома с ним.
— Коннер, не все отцы живут в тех же домах, что их дети. Не все семьи похожи на семью Джоша Ф. В некоторых есть два отца, — сказала Отэм, чтобы отвлечь сына от мыслей о том, что никогда не произойдет. — Или две мамы.
Коннер засунул ложку «Чириос» в рот.
— Если папа захочет, он может переехать. У него большой грузовик. — Как будто все заключалось лишь в том, чтобы упаковаться и переехать. — А потом вы можете сделать мне маленького братика.
Отэм задохнулась:
— Что? Ты хочешь брата?
Коннер кивнул:
— У Джоша Ф. есть младший брат. Так что папа должен переехать сюда, чтобы я смог получить брата.
— Не зацикливайся на этом, Коннер.
Он внезапно захотел братика и родителей, живущих под одной крышей?
— Ну пожалуйста.
— Не говори с набитым ртом, — на автомате сказала Отэм. Голова у нее кружилась так же быстро, как и желудок. У Коннера никогда не будет брата.
Чувствуя, как кислота прожигает дыру в груди, Отэм отодвинула кофе. Было время, когда она хотела того же, что и Коннер. Она хотела этого в Вегасе и в тот день, когда подписала бумаги о разводе. Хотела этого в ту ночь, когда узнала, что беременна, и в то утро, когда родила сына. Она любила Сэма. Ей понадобилось много времени, чтобы избавиться от этого, но каким-то образом она снова влюбилась в него. Только в этот раз все оказалось еще хуже. В этот раз чувство было глубже, уютнее. Как будто они были друзьями и любовниками. Теперь Отэм по-настоящему узнала Сэма, и все было намного хуже, чем в первый раз. В первый раз она влюбилась в очаровательного, сильного незнакомца. В этот раз она влюбилась в очаровательного, сильного мужчину. Который был настоящим.
Встав из-за стола, Отэм прошла в спальню. Потом приняла душ, будто ее нервы не были на пределе. Как будто ее мысли не мчались стремительным потоком, а сердце не билось как сумасшедшее. Отэм была готова начать свой день. Она надела черные шерстяные брюки и кашемировый свитер с жемчугом на воротнике. И когда забирала волосы в «хвост», руки у нее тряслись.
Отэм любила Сэма, и в ее глупом сердце было маленькое местечко, где осталась надежда, что, может быть, в этот раз он тоже ее любит. Он шутил насчет этого. Дважды. Но и все. Шутка. Как раньше. В этот раз Отэм не была испуганной двадцатипятилетней девушкой. В этот раз она знала о последствиях.
Из телевизора несся звук любимого фильма Коннера, когда Сэм спускался вниз к Отэм. Он хотел поговорить о Рождестве и о том, чтобы провести его в этом году вместе.
Он остановился в дверях и несколько мгновений понаблюдал за Отэм. Она убирала свой органайзер в сумку. Рыжий хвост был перекинут через плечо и касался белой шеи. Сэм сглотнул, вдруг почувствовав, что горло сжалось. Он помнил время, когда смотрел на эту женщину и даже не считал ее красивой. Не хотел так считать. Целенаправленно встречался с подружками, совершенно не похожими на Отэм, чтобы ничто не напоминало о ней и о причинах, по которым он запал на нее в Вегасе. Сэм был тяжелее Отэм по крайне мере на сто фунтов, но она была способна вытирать им пол.
— Когда ты будешь дома?
Отэм подняла глаза и быстро опустила обратно:
— Поздно. Тебе, наверное, лучше остаться у себя.
Что-то было не так. Иначе. Это чувствовалось в напряженной тишине, внезапно окружившей Отэм.
— Я уезжаю на восемь дней, — напомнил ей Сэм.
Повернувшись, она взяла со стола ручку:
— Коннер будет ждать твоих звонков.
Сэм кашлянул, пытаясь избавиться от комка в горле:
— А ты будешь ждать моих звонков?
Отэм открыла ящик, не ответив.
Пройдя через комнату, Сэм взял ее за руку:
— Что происходит?
Она посмотрела на него, и он увидел. Прямо в ее зеленых глазах. Боль и неуверенность, и отстраненность. Тот взгляд, который надеялся никогда больше не увидеть. Как в первый раз, когда Отэм положила сына ему на руки.
— Коннер запутался, — сказала она, делая шаг назад, отделяя себя от Сэма чем-то бòльшим, чем пространство. — Я думаю, будет лучше, если мы не станем проводить так много времени вместе.
Это не имело никакого отношения к Коннеру. От раздражения Сэм сжал зубы: ему хотелось встряхнуть ее. Но он сознательно ослабил хватку и опустил руку.
— Ты не можешь продолжать быть такой переменчивой. Не можешь притягивать меня, даже если отталкиваешь прочь. — Он тоже сделал шаг назад. Чтобы защититься от боли, поднимавшейся в нем. — Ты не можешь продолжать смотреть на меня так, будто каждую секунду ждешь, что я разобью тебе сердце.
— А ты не можешь ждать, что я не буду этого делать.
Что-то случилось за то время, пока Сэма не было здесь. Что — не имело значения.
— Я не сделаю тебе больно, Отэм. Обещаю.
— Ты не можешь давать такие обещания.
Сэм протянул руку:
— Милая, просто поверь мне.
— Я не знаю, смогу ли, — покачала головой Отэм.
— Это из-за Вегаса, — он опустил руку. — Все еще.
— Это случилось, Сэм.
— Ты права. Случилось, но тогда мы были другими. — Он ткнул пальцем себе в грудь. — Я был другим. Я не прошу тебя забыть то, что произошло. Не думаю, что кто-то из нас в силах это сделать. Но если ты не сможешь справиться с прошлым, как мы сможем двигаться дальше?
Как они смогут жить вместе? А он хотел этого так сильно, как ничего никогда не хотел в своей жизни. Он хотел получить семью больше, чем выиграть Кубок Стэнли.
Отэм покачала головой, и боль в ее глазах разрывала Сэму сердце, хоть и злила.
— Я не знаю. — Она взяла сумку и направилась к двери. — Мне надо идти.
Он смотрел, как Отэм уходит, и это было одной из самых сложных вещей, что он когда-либо заставлял себя делать. Сквозь шум телевизора из коридора до него долетел звук захлопнувшейся двери в гараж. Сэм любил Отэм. Хотел жить с ней. Но не знал, случится ли это, и не знал, что делать.
Он поднялся по лестнице мимо Коннера, лежавшего на диване с пультом руке, и попросил, проходя на кухню:
— Ты не мог бы сделать потише? — Звук стал тише. Сэм открыл дверцу холодильника. — Спасибо.
Всю свою жизнь он боролся за все. Боролся и по бòльшей части выигрывал. Упорно следовал этим путем, но не был уверен, что сможет добиться Отэм. Она была недвижимой силой. Чертовски упрямой, и Сэм не знал, осталось ли у него достаточно боевого духа, чтобы заставить ее передумать.
Вытащив бутылку воды, он открутил крышку. Телефон, висевший на стене, звонил до тех пор, пока не переключился на автоответчик. Может, Сэму просто следует уйти.
Он хотел разделить с Отэм будущее, но, может быть, он причинил ей слишком много страданий, чтобы она смогла справиться с ними. Может быть, надо просто убраться отсюда, пока он не увяз еще глубже. Пока не захлебнулся и не пошел ко дну.
Телефон зазвонил снова. Сэм разозлился. Если бы он был жестоким, то бы пошел и избил бы кого-нибудь. Если бы он только что не вернулся в основной состав, то мог бы попытаться проломить головой стену. Телефон продолжал звонить — зудящее раздражение ломало самоконтроль Сэма. Он прошел через кухню и посмотрел на определитель номера, хотя обычно просто бы снял трубку и повесил обратно.