- Позволь спросить… ты когда-нибудь рассказывал ей о своём детстве?
- Блядь, нет! Никто не захочет об этом слушать. – Моё детство не было красивым.
Его брови идеальной формы приподнимаются. – Ты даже не должен удивляться, что с ней ничего не получилось. Она не знает тебя и наполовину так же хорошо, как я. А вы были вместе девять месяцев.
Я оглядываюсь, надеясь увидеть официантку, стремящуюся к нашему столу с едой.
Не повезло.
- По крайней мере, скажи мне, - продолжает Брахт. И я вроде как хочу его убить. – Ты любил Чандру?
- Конечно, - отвечаю я быстро. Прежде чем она жестоко растоптала моё сердце.
- Да? Скажи мне, что тебе больше всего в ней нравилось. Одна реальная вещь, и тогда я не буду больше о ней спрашивать.
Это соглашение, в котором я нуждаюсь. Так что я хорошенько всё обдумываю. Я закрываю глаза и представляю Чандру на съёмочной площадке одного из наших проектов, склонившуюся над банками с краской, пока её волосы ниспадают на гладкую кожу плеч. Я не могу сказать Брахту, как мне нравятся её волосы, потому что это не любовь. Даже мне это известно.
Поэтому я ещё немного обдумываю, а это тяжело.
Чандра была дизайнером интерьера «Mr. Fixit Quick». Моя напарница. Моя правая рука. И, конечно, романтика на съёмочной площадке была в духе Голливуда. Я не горжусь этим. Тем более, я был тем идиотом, который думал, что результат будет отличаться от тех тысяч жертв романтического шоу-бизнеса.
Я любил её, потому что… она была там. Я нуждался в человеке, который был бы мне близок. До моего сорокалетия оставалось меньше двух лет. Вся фишка холостяцкой жизни начинала устаревать.
Чушь. Это тоже не прокатит.
После долгого молчания, я, наконец, понял, когда впервые влюбился в Чандру – момент, когда я узнал, что между нами есть что-то действительно особенное.
У меня глаза распахнулись. – Третий эпизод! – говорю я, хлопая рукой по столу. – У нас было сложное задание. В центре гостиной комнаты стоял набор антикварных книжных шкафов – чертовски уродливых. Но владельцы настаивали на том, чтобы оставить их. Они вписали это в контракт и всё такое. Это разрушало весь фэн-шуй! Затем Чандра покрасила заднюю стенку каждого отсека различными оттенками голубого цвета яиц малиновки. – Я всё ещё вижу это в своём воображении. – И это было совершенство.
Брахт смотрит на меня наиболее жалобным взглядом.
К счастью, именно тогда официантка, наконец, ставит тарелку передо мной, и я начинаю немного любить её за это. Потом я ем и, почувствовав, как уровень сахара в крови поднимается, снова думаю о Бринн. О глазах Бринн. О груди Бринн. О руке Бринн на моём члене.
- Ты делаешь это снова! – говорит Брахт.
- Что?
- Ты делаешь это депрессивное лицо. Прекращай. Просто, блядь, найди эту девушку, чтобы ты мог вернуться к своей жизни.
Это вовсе не помогает. – Это ты устроил вечеринку в моём доме. Так кто же она? Где мне можно её найти?
- Я ничего не знаю! На той вечеринке было триста человек, и я отвлёкся.
Мне не нужно спрашивать, кто отвлёк его внимание. Это была риэлторша, которая работала в офисе в Истауне. Он был влюблён в неё около пяти лет. Она обращается с ним, как с полным придурком, и ему это нравится. Брахт полный придурок большую часть времени, так что она мне нравится из-за этого.
- Давай поподробнее, - произносит Брахт, балансируя кусочком яйца-пашот на крошечном кончике своего тоста, и изящно кусает. Я стараюсь не смотреть.
Вместо этого я думаю о волосах Бринн. Они мягкие, шелковистые каштанового цвета. Прекрасно ощущаются между пальцами. И о её губах. Пухлых, полных. И о платье, которое я с неё снял. Я начинаю твердеть под столом, так чтобы успокоить эндорфины, я начинаю есть.
Потом это пришло мне в голову. То, что следует сделать. Я беру дополнительную салфетку, обёрнутую вокруг столового серебра, разворачиваю и кладу перед собой. – Ручку! – восклицаю я.
- Ручку? Зачем?
- Просто дай мне чёртову ручку!
Брахт вручает мне её. И я рисую. Я воодушевлён. Я представляю её в своём воображении, ощущаю, как мои руки скользят по её изгибам, и рисую, как она выглядит. Не знаю, почему раньше не подумал об этом. Мне потребовалась минута, прежде чем я сунул ему в лицо салфетку.
Он ничего не говорит. Затем: - Ты понимаешь, что нарисовал большую пару сисек? Это хороший рисунок, Том. Но легче опознать девушку по лицу.
Я не уверен, что это правда. Но, в любом случае, это бесполезно. – Ручкой на салфетке? У меня руки растут откуда надо, но даже я не смог бы стать рукой правосудия. Давай вернёмся к этим трусикам. Позже я могу проверить этикетку. Сможет ли бренд хоть как-то помочь?