Ну уж нет, дружочек, подумала она.
Когда в следующий раз он крикнул из ванной:
— Где мое чистое белье?
Она ответила:
— Ты и сам знаешь.
Потом как-то утром на столе не оказалось завтрака.
Он молчал.
Молчала и она.
— Мама, почему ты ничего не говоришь? — спросил Карстен.
— Ваша мать со мной не разговаривает.
— Карстен спросил меня, а не тебя.
Она по-прежнему готовила ему бутерброды, которые он уносил на работу в старой, погнутой алюминиевой коробке. Однажды вечером ей пришла в голову замечательная мысль.
Когда следующим утром Хайнц Маттек в столовой предприятия "Мерк и Зоммер" на глазах примерно двадцати товарищей по работе достал свои бутерброды, они были завернуты в тот самый соблазнительный гарнитур, который он однажды преподнес жене.
Детей она отправила ночевать к Ирене. Той было дано указание позвонить ровно в половине восьмого. Если никто не ответит, приехать. Если никто не откроет, вызвать полицию. Она дожидалась его в кухне.
В половине восьмого позвонила Ирена.
— Ну и как, под каким глазом у тебя фонарь, под правым или под левым?
— Под левым, — сказала Марион, невольно улыбнувшись.
— Я уже предвкушаю завтрашний рассказ Нойбергерши о том, какое у него было лицо, когда он достал завтрак… Ну, я пошла заниматься делами.
Муж Нойбергерши работал у Мерка и Зоммера, в том же цехе.
Она сидела на кухне и слышала, как он вошел. Ключ в замок, сумку на шкаф, шапку на вешалку, потом туда же куртку. По идее он должен был бы сейчас пройти на кухню, но он прошел мимо, в ванную. Потом она услышала его шаги в гостиной.
— Иди же сюда! — крикнула она.
— Ты в самом деле этого хочешь?
— Да, — сказала она.
И тут он ее ударил.
— Ты должен наконец поговорить со мной! — крикнула она.
Этот вечер весь дом запомнил надолго. Разлетались на мелкие кусочки тарелки, опрокидывались стулья, хлопали двери.
— Значит, я должна уволиться?! — кричала она. — Я должна снова вернуться на кухню? Нет, ты докажи мне, что это необходимо!
Она выдернула вилку телевизора из розетки.
— Хозяин желает, и кончено? И либо я беспрекословно повинуюсь, либо валюсь с ног от усталости? Да кто ты такой? Говоришь, все должно стать как прежде? Держи карман шире. Что нас теперь связывает? Я даже не смогла тебе сказать, с кем встречается твоя дочь, потому что ты бы ни черта не понял, дубина несчастная!
Когда он снова вставил вилку телевизора в розетку, она сбегала на кухню и вернулась с ножом.
— Ты должен меня выслушать! — крикнула она, опять выдернула вилку и на этот раз обрезала провод.
— Разве с тобой можно было поговорить? После той истории с Райсмюллершей, когда все сходилось так, что либо я заложу ее, либо меня вышвырнут, разве тогда я могла поговорить с тобой? И я должна забыть это?
Одним движением он смел с комода вазу и птицу из цветного стекла.
— Ты вынюхиваешь что-то в Ритиной комнате! — кричала она. — А как ты ведешь себя на работе? Вкалываешь сверхурочно, когда все давно уже разошлись по домам, подлизываешься к мастеру, да ты просто отъявленный штрейкбрехер.
Он прошел в спальню и начал собирать чемодан.
— Ты должен меня выслушать! — кричала она. — Я не могу позвать в гости свою лучшую подругу! Хозяин, видите ли, имеет что-то против нее. И почему я должна стирать тебе белье? Почему ты сам не стираешь? Почему ты не стираешь белье мне? Почему? Почему?
Она с силой пнула чемодан, так что он упал с кровати.
— Товарищи хотят выбрать меня профсоюзным уполномоченным, а ты хочешь, чтобы я бросила работу. Да ты понимаешь, чего от меня требуешь?
Она сняла с плиты кастрюлю с супом.
— Подойди, подойди поближе, я тебя окрещу… Бросил меня одну со всеми моими заботами. Ведь то, что было важно для меня, по-твоему, гроша ломаного не стоило. А как ты разговаривал со Счастливчиком!
Она загородила ему выход из кухни.
— Нет, ты отсюда не уйдешь. Говоришь, все должно стать как раньше! — кричала она. — А что это значит — как раньше? Будь любезен, объясни.
Он отбросил ее от двери. Она налетела на шкаф.
— Ты должен принимать меня в расчет! — кричала она. — Я — вот она! Я существую!
В прихожей она оттолкнула его в сторону и выдернула ключ из замка.
— Дай сюда ключ, — сказал он.
— А почему ты не спишь со мной? — выкрикнула она.
Он взглянул на нее, и тут она ударила его по лицу.
— Прекрати, Марион, — сказал он. — Я больше не могу.
Они оба уже больше не могли. В одиннадцать оба лежали в постели: он в своей, она в Ритиной. Заснула она как убитая.