Между родителями, похоже, все как-то утряслось, и, если бы ее сейчас спросили, кто у нее лучшая подруга, она бы ответила точно так же, как многие ее одноклассницы: моя мать. Она очень нуждалась в дружеской поддержке и, не отдавая себе в этом отчета, была по-своему благодарна матери за ее приступы. Тогда она лучше всего могла выразить чувства, которые к ней испытывала.
— В старости ты будешь за мной ухаживать — часто повторяла мать.
С отцом у нее установились теперь отношения шутливой нежности. Они будто бы то и дело подмигивали друг другу, большей частью, разумеется, при виде матери. Так Марион было проще добиваться всего, чего она хотела. Если же он говорил "нет", возвращаться к просьбе не имело смысла. У мужчин всегда так. Основания для недовольства у матери появились лишь тогда, когда она уже пошла учиться на стенографистку.
И все же Марион так и не смогла объяснить себе, за что ее заперли тогда в темной каморке, среди старого хлама в ее любимых вельветовых брюках.
Мать приехала в пятницу, в воскресенье поздно вечером Марион положила ей на ночной столик записку: "Мне нужно идти на работу, детям — в школу. Еда на плите. Мы будем около четырех".
Когда она вернулась домой, старухи не было. Она не оставила даже записки.
В квартире у Ирены тоже стали раздаваться телефонные звонки. Естественно, она сразу поняла, кто это молчит, а потом вешает трубку. У Нойбергерши она раздобыла адрес и отправилась туда. Открыла ей маленькая девочка, лет пяти. Она вошла вслед за ней в квартиру. Хайнц Маттек стоял у плиты и готовил себе еду.
— Мириам, — сказал он, — выйди-ка в другую комнату. Нам нужно поговорить.
Он предложил ей сесть, смахнув со стула какой-то хлам. Ирена оглядела кухню и соседнюю комнату, увидела беспорядок, грязь, убожество оставшейся случайно мебели, и все, что она собиралась ему сказать, вдруг показалось ей бессмысленным и глупым.
Они взглянули друг на друга. Он ждал.
— Пожалуй, мне лучше уйти, — проговорила она. — То, что я хотела сказать, не так уж важно. Позволь мне уйти.
Он понял. Проводил ее в коридор.
У входной двери стояла Мириам.
— Теперь ты можешь снова зайти, — сказал он.
Мириам жила в квартире напротив, у своей бабушки. Отца у нее не было, а мать была любовницей владельца аттракциона "американские горы". Ее мишку звали Ратц.
Вынимая на следующее утро почту, Хайнц Маттек обнаружил в ящике записку, которую Ирена, должно быть, опустила туда вчера вечером: "На всякий случай мой номер телефона. Позвони, если я смогу чем-нибудь тебе помочь".
Мало-помалу он начал понимать, что помочь ему должен не кто-то посторонний, а он сам. И однажды вечером, заметив на другой стороне улицы телефонную будку, решительно направился к ней, но зашел в пивную, которая оказалась рядом.
В пивной никого не было, кроме хозяина и двух мужчин, сидевших возле стойки. Тот, что пониже ростом, рассказывал о каком-то ящике, который его теща отправила багажом из Бад-Швартау и который они с другом получили и только что отволокли по лестнице домой, — огромный деревянный ящик.
— Кружку пива, — сказал Хайнц Маттек. — И рюмку водки.
Коротышка взглянул в его сторону.
— Ну и как же с ящиком? — спросил другой.
— Большую рюмку, пожалуйста, — сказал Хайнц Маттек.
Хозяин поставил рюмку на место и достал другую, побольше.
— Значит, дотащили мы эту штуку аккурат до первой лестничной площадки, — сказал коротышка.
— Еще что-нибудь? — спросил хозяин.
Хайнц Маттек снова положил руку на стойку.
— Вот ваши сигареты, — сказал хозяин, поставил кружку пива рядом с рюмкой водки и снова отошел к тем двоим.
— Из Бад-Швартау, стало быть, ящик, — сказал коротышка.
— У вас не найдется мелочи позвонить по телефону? — спросил Хайнц Маттек.
Хозяин снова поднялся, подошел к кассе и принес две монетки.
— Ну, значит, втащили вы его по лестнице, — сказал длинный.
— Во-во. И тут он как вырвется у него из рук!
Хайнц Маттек вышел.
Когда он вошел снова, в пивной было тихо.
— У меня пропали монеты, — сказал он.
Хозяин встал и принес из кассы еще две.
Хайнц Маттек допил свою водку и вышел.
Когда он снова вошел, все трое уставились на него.
Он улыбнулся.
— Занято, — сказал он — Чертова погода, а?
И тут он увидел две монетки, которые все еще лежали возле его кружки пива.
— Стало быть, ящик вырвался у него из рук и поехал вниз по лестнице.