- Тогда здесь что-то не так. Что ты об этом думаешь?
- Пока не знаю. Я только узнал об этом и мне нужно подумать. Я пытался дозвониться тебе домой, но попал на Рени Стил. Она тоже ничего об этом не знает.
- Не понимаю, как она могла тебе ответить, - сказал я. - Она была мертвецки пьяная.
Должно быть Франс Лоран очень сильная натура, если она смогла ответить по телефону, и я задумался над этим, повесив трубку.
- Эдит, - позвал я, - где ты?
Ее не было в гостиной, и я заглянул на кухню и в столовую.
- Я здесь, глупый, - послышался её веселый голос из спальни. - Я помню, ты говорил что-то насчет задачки, которую тебе надо решить. - Она лежала в своей постели. Покрывало было откинуто, а простыню она натянула до самого подбородка, её прелестное лицо освещала нежная улыбка, голубые глаза сияли.
- Да, - сказал я, торопливо раздеваясь, в горле у меня снова пересохло. - Да, - повторил я, залезая под простыню и обнимая её.
- Джокко, дорогой, муж мой, - нежно прошептала она. - Пожалуйста, скорее!
И затем наш мир превратился в маленький кокон, тесный уютный мирок для двоих.
- О, Джокко, - прошептала она с радостным удивлением, когда мы, удовлетворенные и насытившиеся, тихо лежали бок о бок. - Родной мой, Джокко.
Потом мы снова взмыли ввысь, в бесконечную вечность, и опустились в безбрежные волны. И снова, и снова.
- Не понимаю, почему человек может испытывать боль оттого, что он слишком счастлив, Джокко, - сказала она, когда мы отправились под душ.
Я смотрел на нее, стоящую в тусклом свете надвигающихся сумерек, проникающем через окно ванной, вспоминая её страстное желание, её мягкость и нежность, и знал, что её прекрасный образ сохранится в моей памяти, даже, если я проживу ещё сто лет.
- Странно, - размышляла она вслух позже, когда мы сидели за столом. У меня есть все, чего я хочу в жизни, кроме фамилии человека, которого я люблю. Ты знаешь, Джокко, я никогда не занималась любовью с другими мужчинами. Только с тобой.
- Я знаю.
- Откуда? - спросила она нежно. У меня могут быть новые любовники каждую ночь, если я захочу. Мне всего двадцать шесть, и знаю, что нравлюсь мужчинам. Недели не проходит в Университете, чтобы я не получила, по-крайней мере, дюжину приглашений. Как же ты можешь знать, что я никогда не занималась любовью ни с кем, кроме тебя?
- В моем деле, - сказал я ей, - если не разбираешься в людях, то долго не проживешь. Стоит ошибиться один раз, и ты покойник. Ты никогда не позволишь другому мужчине лечь с тобой в постель. Ты лучше умрешь.
- Я вижу, что ты и впрямь очень хорошо меня знаешь, Джокко, - она грустно вздохнула. - И, поскольку ты не из тех, кто женится, думаю, мне придется довольствоваться теми крохами, которые ты мне бросаешь, до тех пор, пока однажды ты станешь ни на что не годным, и никая другая женщина не захочет иметь с тобой дела.
Это потрясло меня. Не то, что я буду ни на что не годен, а то, что она получает приглашения каждую неделю. Я знал, что такое случается, или, по-крайней мере, предполагал, что это возможно, но услышать это из её уст было уже слишком. Кроме того, я никогда не представлял Эдит в объятиях другого мужчины, а теперь, когда представил, мне это очень не понравилось. Хотя больше всего меня поразило то, что Эдит за все годы после нашей первой близости в школе никогда не заводила разговор о замужестве. Ни разу. Даже никогда не намекала. Она знала, что я не из тех, кто женится, как леопард не может изменить пятна на своей шкуре. Хотя некоторые и пытаются.
Я быстро встал и обойдя вокруг стола, подошел к ней и поставил её на ноги.
- Ты никогда не говорила мне об этом раньше, - сказал я ей. - Почему сказала именно сейчас?
- Я не знаю, - неуверенно произнесла она. - Не обращай внимания. Мне не следовало ничего говорить. Я должна была оставаться спокойной, как всегда, и молчать. - Она взглянула на меня и попыталась улыбнуться. Поцелуй меня, и я принесу сливянку.
- Хм-м, - ответил я. - Я тебя поцелую, но ты оставайся здесь. Я думаю.
- О чем?
- О том, каково это быть твоим мужем.
Я скорее почувствовал, чем услышал её легкий вздох, и она замерла в моих объятиях, едва дыша.
- Но для тебя это будет ад, а не замужество, - продолжал я, подумав, что скажет Старик в Вашингтоне, если мой рассудок примет за меня такое решение, - какое чудовищное испытание я должен буду выдержать.
- Я и сейчас в таком положении, - сказала Эдит. - Я всегда чувствовала себя как жена, когда у тебя выдавалось свободное время. - Затем весь смысл моих слов внезапно дошел до нее, и она откинула голову назад и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. - О, Джокко, - выдохнула она, - ты знаешь, что ты только что сделал мне предложение?
- Да. - Я улыбнулся ей, мне хотелось смеяться, петь и танцевать в одно и то же время. - Да, я абсолютно уверен, что сделал тебе предложение. Но я пока не слышу ответа.
- Тебе незачем его слышать, - сказала она, теснее прижавшись ко мне. Ты очень давно знаешь, что я могу тебе ответить.
- Даже с той ночи после выпускного бала?
- Даже раньше. - Эдит откинулась назад, обнимая меня руками за талию. - Я понимаю, что происходит, Джокко, но не могу в это поверить. Я так долго молилась об этом. Мне кажется, я сейчас заплачу.
Она повернулась и села на стул , закрыв лицо руками.
- Успокойся! - сказал я строго. - Давай не будем принимать это так близко к сердцу. В конце концов, люди женятся с давних пор.
- Ты прав, Джокко, - сказала она, не отнимая рук от лица, смеясь и плача одновременно. - Но не мы.
Я подошел к телефону и набрал номер конторы Эда, надеясь, что он ещё там. Он был там. Где-то в глубине души Эд Уоррик, вне всякого сомнения, знал, что я никогда не женюсь. Он слышал, как я говорил это очень много раз. Мое постоянное холостяцкое существование было фактом. Незыблемым фактом.
- Эд? Это Джокко.
- Да, Джокко. Ужин вам понравился?
- Замечательный, - ответил я. - Просто замечательный. Как ты относишься к тому, чтобы быть шафером на свадьбе?
- С удовольствием, - ответил он с легким оттенком осторожности в голосе. - А когда произойдет сие достойное событие?