— Дома.
— Какой там адрес?
Даниель поднимает бровь.
— Боюсь, я не могу тебе сказать. Будет неправильно для меня назвать тебе ее адрес.
Я стискиваю зубы и выдавливаю следующую фразу со всей вежливостью, на
которую способен.
— Послушай, Даниель. Я понял, что ты к ней чувствуешь, и твое желание защитить
ее, но послушай, когда я говорю тебе, что между вами ничего не произойдет.
Он ухмыляется.
— С чего ты взял?
— Потому что она беременна, — твердо заявляю я. — И носит она моего ребенка.
Он тупо пялится на меня несколько секунд, прежде чем выдавить из себя:
— Беременна?
Я киваю.
— Да. И я не мог с ней связаться последние две недели, теперь волнуюсь. Мне
нужно знать, что она в порядке.
— Твой ребенок? — медленно повторяет он.
— Да.
Он качает головой.
— Не понимаю.
— Ладно, — говорю я, потянувшись в пиджак за кошельком. Доставая его, я
показываю ему наше старое фото, которое я так и не смог выбросить. Это маленький
снимок, по размеру подходящий, чтобы хранить его в кошельке, сделанный на свадьбе
друзей через шесть месяцев после того, как мы начали встречаться.
Даниель берет фото и изучает его вблизи прежде, чем повернуться ко мне с
неверием во взгляде.
— Я предположил, что фамилия была случайностью. Очевидно, я ошибался.
— Либби не хотела огласки, — признаюсь я, наконец, способный назвать ее тем
именем, которое предпочитаю. — Когда она узнала, что это я инвестирую, стало
предельно ясно, что наши личные жизни должны быть разделены. Она не хотела, чтобы
люди узнали о разводе.
— Я понятия не имел, что вы двое знакомы.
— Что ж, так и есть. Думаю, мы проделали хорошую работу, скрывая это, но теперь
все снова всплывает на поверхность, так что я уверен все и так узнают.
Даниель переступает с ноги на ногу.
— Раз уж она беременна твоим ребенком, означает ли это прекращение судебного
запрета?
— Не совсем. Я все еще работаю над этим... Или работал, пока она не перестала
отвечать на мои звонки, — говорю я в надежде возродить в нем лучшие побуждения. —
Все, в чем я нуждаюсь, — ее адрес, чтобы я мог убедиться, что она в порядке.
Несмотря на конфликт, читаемый в его глазах, сломать его не занимает много
времени.
— Ладно, — говорит он, хватая бумажку для записей и царапая на ней адрес. — Но
только потому, что я тоже волнуюсь. Она носа не казала в офис на протяжении двух
недель, и вся связь была только по электронной почте.
Забирая листочек, я легонько стучу его по спине с благодарностью и возвращаюсь к
машине. У меня ее адрес, так что спрятаться ей негде.
— Либби, я иду за тобой, — бубню я, вбивая ее адрес в навигатор.
***
Свернув в тихий тупичок, я просматриваю номера на фасадах домов в поисках
номера шесть. Это небольшая улица с несколькими двухквартирными домами, сосредоточенными на кольцевой дороге.
Выглядит совсем не так, как я представлял себе жилье Либби. Район не
современный и дома небольшие. Они — полная противоположность тому, что я
представлял себе.
В палисадниках каждого дома растут ели, обеспечивая приватность их жильцам, а у
каждой входной двери свой уникальный цвет, выделяющий ее и позволяющий выделяться
каждому из зданий.
Заметив огромную золотую цифру шесть на ярко-красной двери, я подъезжаю к
обочине и вижу двухлетний Volkswagen Golf на подъездной дорожке. Это так отдалено от
гладкого Мерседеса, о котором, как я знаю, всегда мечтала Либби, но я пожимаю плечами, считая это делом вкуса.
Выбравшись из машины, я прохожу к дому и громко стучу в дверь.
Нет ответа.
Стучу снова, на этот раз сжатым кулаком, чтобы это возымело максимальный
эффект при соприкосновении с древесиной.
Но ответа все еще нет.
Начинаю думать, что Даниель отправил меня в маленькое путешествие в самое
никуда, и на самом деле это не дом Либби. Кажется, ничего не налаживается.
Поворачиваю голову в сторону и смотрю в окна, размышляя, смогу ли попытаться
заглянуть внутрь. Жалюзи в гостиной открыты, так что мне остается только заглянуть и
проверить.
Ладно, это я говорю себе, когда пересекаю лужайку и подхожу к окну. Прислоняю
ладони к стеклу и наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть.
И тогда я это вижу.
Прочищаю горло и тут же отступаю. Я начинаю испытывать вину, но не только ее.
Здесь замешано кое-что еще.
Сюрприз.
Может, немного облегчения?
Во рту пересыхает, и я чувствую, как грохочет сердце под рубашкой. Осознание