Фактически, я чувствую себя ослом. Работа шла перед моей бабушкой, вообще, так не должно быть. Элис упомянула, что ей стало хуже за последние несколько недель, но я не думал, что настолько плохо.
Ее слегка приоткрытые глаза мерцают, и она сжимает мою ладонь.
— Как здорово видеть тебя, Алекс. — Она сияет улыбкой от уха до уха и пытается сесть на постели.
— Не напрягай себя. Я сяду к тебе, — говорю я, придвинув стул поближе так, чтобы она меня видела. — Я купил тебе цветов, ты любишь их? — Я поднимаю букет и подношу поближе.
— Красивые. Спасибо, дорогой. — Она вдыхает их аромат и одаривает меня радостной улыбкой. — Сегодня ты приехал один? — бабушка поворачивает шею и пытается посмотреть на дверь.
— Сегодня только я, Гупи. Я знаю, что мама и Элис заскакивали несколько раз на этой неделе, так что сегодня приехал сам.
— О, мило с твоей стороны.
— Неправда. Я видел тебя месяц назад. Что было по телевизору в последнее время? Как поживает Джаспер? — спрашиваю я, заметив, что она не слушает. — На что ты смотришь? — Мои глаза следуют за ее взглядом, устремленным к рамке для фотографий на тумбочке рядом с дверью.
— Почему ты не взял Либби с собой? — ее голос — слабый, хрупкий шепот.
Закрыв глаза, я вздыхаю и мягко сжимаю ее руку.
— Гупи… я больше не женат на Либби. Мы развелись, ты помнишь?
— Что ты говоришь? — Частый сухой кашель сотрясает ее худую фигуру.
— Ш-ш-ш, — говорю я, пытаясь успокоить ее. Мои пальцы продолжают сжимать ее руку, но она не смотрит на меня. Кашель усиливался до тех пор, пока у меня не остается выбора, и я надеваю кислородную маску ей на лицо.
И теперь я чувствовую себя еще хуже. Я в ответе за то, что заставил свою бабушку чувствовать себя так паршиво. Кретин.
Примерно десять минут спустя, когда бабушка хорошо задышала в маске, она решает сама ее снять. Отложив ее в сторону, предлагает мне мятную конфету, которую я не могу не взять. Моя слабость — пристрастие к сладкому.
— Спасибо. — Я принимаю у нее конфету, и она берет одну для себя. — Где Джаспер? — спрашиваю я снова, чтобы сменить тему.
— Который час?
— Почти шесть.
— Джаспер скоро придет, чтобы посмотреть со мной «Home & Away», — отвечает она, положив сладость в рот. — Ты его скоро увидишь.
Джаспер — старый джентльмен, который живет несколькими дверями дальше в доме престарелых. Когда он встретил мою бабушку в ее первый день здесь, они сдружились так, будто знают друг друга годами. Это было мило. Мой дедуля умер в его ранние шестьдесят, так что моя бабушка была одна долгое время.
— Это хорошо. Я буду только мешать, если он придет повидать тебя. Не хочу вмешиваться или еще что. Я приду на следующей неделе. Как насчет прогуляться в саду? — Я киваю на инвалидное кресло в углу комнаты. — Как ты смотришь на это?
Бабушка медленно кивает, но не уверен, что она расслышала мои слова. Ее лицо выглядит потерянным, и я знаю, что она хочет сказать.
— Ты в порядке?
— Ох, Александр, — ее глаза встречаются с моими, она счастливо улыбается, — когда ты пришел? Ты взял с собой Либби сегодня?
Я выдавливаю улыбку, но внутри меня всё сломалось. Это убивает меня каждый раз, когда я прихожу навестить ее. Наш десятиминутный разговор только что исчез. Пропал. Растворился, как дым сигареты в воздухе.
Моей бабушке восемьдесят семь, и она страдает болезнью Альцгеймера последние шесть лет. Она началась в легкой форме с некоторых небольших провалов в памяти, но быстро прогрессировала за эти годы.
Это плохо сказалось на семье, но я даже не представляю борьбу, которую ведет Гупи внутри себя. Она медленно забывает свою жизнь, и мы не можем ничего сделать, чтобы остановить это.
— Александр, где Либби? — снова давит бабушка.
Ее взгляд опять смещается к двери, на тумбочку с фотографией, на которой мы с Либби в день нашей свадьбы. Это единственное, от чего я не смог избавиться с самого развода. Гупи не позволит мне взять снимок. Существует не так уж много вещей, которые она всё еще помнит, но день моей свадьбы — определенно один из них.
Могу даже дойти до того, чтобы сказать, что это единственная память обо мне, которую она оставила, поэтому я ощущаю себя натуральным неудачником.
К черту компанию, которую я вырастил за эти годы голыми руками, потому что моя бабушка даже не знает о ее существовании и о том, что компания оплачивает ежемесячные взносы за нее в дом престарелых. Это не имеет значения. В ее глазах я всё еще счастливо женат на Либби. У нас нет проблем, и моя жена любит меня так же, как и в день нашей свадьбы. Но, полагаю, при более подробном рассмотрении даже это теперь под сомнением.