Теперь, когда Люся сидела близко, было заметно, что на ее все еще симпатичном лице изрядно добавилось морщин и плечи опустились. Будто под тяжестью невидимого креста. Пора было начинать разговор. Как же так сделать, чтобы не обнадежить женщину раньше времени. Сейчас она к своей боли притерпелась, а я разворошу рану, поманю призрачным шансом, а вдруг ничего не получится? Но выхода нет. Надо поставить последнюю точку. И помочь мне в этом должна именно Колина жена.
— Люся, — начала я осторожно, — мне нужно с вами поговорить. Видите ли, в деле с поджогом много неясного. Хотелось бы разобраться.
— Зачем это вам? — бесцветным голосом спросила Люся.
— Я ни в чем не уверена, но, может быть, удастся Николаю помочь. Если я смогу доказать, что поджигал не он.
— Конечно, не он, — устало сказала женщина без всяких эмоций. Наверное, все чувства утонули в пучине отчаяния.
— Я тоже думаю, что поджигателем был другой человек. Но пока у меня мало доказательств. Потому и хочу задать вам несколько вопросов. Извините, если будет неприятно.
Люся молча кивнула головой, дескать, ладно, задавайте.
— Говорят, что Николай начал пить дня за два до пожара. Это так?
Женщина дернулась, как от пощечины, но сдержалась:
— Так.
— Люся, еще раз извините, но где он брал деньги на выпивку? Ведь не вы же ему давали?
— Еще чего! Конечно, не я. С ним за работу расплатились, за ремонт. Деньги отвалили хорошие. Я не уследила, вот он и давай пропивать, — заговорила Люся энергичней. Видимо, в ней закипела старая обида.
— Кто расплатился? За какой ремонт?!
И тут она мне сказала именно то, чего я подсознательно ждала. И то, что сказала эта женщина, и было последним узелком, связывающим концы с концами. Полотно преступления развернулось передо мной во всей своей зловещей ясности. Меня даже заколотило от волнения. Но к кому теперь бежать со всем этим? Кто поймет меня, кто поверит?
Наконец, Люся ответила на все мои вопросы. Я старалась построить беседу так, чтобы не заронить в ее сердце ни малейшей искры подозрения. Неизвестно, как себя поведет в подобном случае измученная отчаянием женщина. И, кажется, мне это удалось.
Я сидела на крыльце, боясь пошевелиться, как сосуд, переполненный информацией. Нельзя было уже добавить ничего сверху, иначе перельется через край. А мне нужно это все доставить по назначению, не расплескав ни одной эмоции, не утеряв ни одного факта.
— Спасибо, Люся! О нашем разговоре, пожалуйста, никому в деревне… Ничего пока не обещаю, но попробую что-нибудь сделать. И скажу честно — не знаю, получится ли.
— Я понимаю. — Женщина безнадежно покачала головой.
— В любом случае, крепитесь. Вам еще детей поднимать.
Тут Люся махнула рукой и отвернулась, чтобы я не видела ее глаз.
Да, странная штука — любовь. Особенно любовь россиянки. Точно подмечено, что у нас женщины любят не за что-то, а вопреки чему-то. Наверное, когда господь промахнулся с нашими мужиками (что ж, каждый имеет право на ошибку, и Создатель тоже), то он уравновесил ситуацию, создав таких женщин, каких больше нет ни в одной стране. Иначе давно бы нация перевелась. А так все телепаемся помаленьку. Еще и ухитряемся иногда быть не хуже других. Вот и Люся. Симпатичная, работящая. И выбрала-то своего Колю не иначе как из жалости. Замуж вышла, детей нарожала, терпит все его выкрутасы, да еще и оправдывает. Француженка там или американка в подобной ситуации только бы перекрестилась, что избавилась, наконец, от никчемного нахлебника, и начала бы жизнь заново. А эта страдает, плачет. Лишь бы вернулся. Хоть какой, но лишь бы вернулся!
Я попрощалась с хозяйкой дома, вежливо отказавшись от творога со сливками, и пошла к нашей с Зойкой усадьбе. Подруга обмолвилась за обедом, что завтра с утра рванем за грибами. Боровики в соседнем лесу в руку толщиной. Шляпки, как мексиканские сомбреро. Да, соблазнительно сварганить ужин из лесных грибов по особому рецепту. И не по маленькой кокотнице, чтоб только по губам размазать, а по целой миске каждой. Досыта. С деревенской сметаной, с укропчиком. У-ух! Однако с грибами придется подождать. Поскольку мне завтра опять надо в город позарез. Но как сказать об этом Зойке? Что ж, придется разыграть театральное действо. Не впервой. Увы! Необходимость хранить чужие тайны сильно подорвала мой моральный облик. Да и Зоя — такая любознательная женщина. Вот и включаю свою фантазию на полную катушку и слегка… как это… ну… привираю, что ли. А ведь раньше — ни-ни. На курсе считалась самой правдивой девушкой.