Она не могла поверить, не могла смириться с мыслью, что никогда больше не увидит своего дома.
Зачатие казалось чем-то нереальным. А вот дом был настоящим. Ее дом — все, что у нее осталось, когда Табер решил, что больше ее не хочет. Что ему нужен кто-то постарше или более опытный, или просто кто-то другой, а не она.
Боль была ошеломляющей. Не только физическая — мучительное возбуждение и спазмы внизу живота разрывали на части — но и душевная. Рони потеряла последнее, что связывало ее с реальностью за пределами поместья.
— Смотри, что ты наделал! — закричала она снова, пытаясь попасть кулаком в его лицо. Ярость кипела в ней, грозя поглотить.
— Боже, Рони… — он притянул ее к себе, обнимая, удерживая, пока она боролась с ним — просто потому, что уже не с чем и не с кем было бороться. — Прости, детка. Мне так жаль.
Тишина заполнила комнату. Рони изо всех сил старалась устоять на ногах. Табер прижал ее к себе, к своей крепкой груди. Но это Рони совсем не утешило.
— Отпусти меня.
Но она больше не хотела бороться.
Одной рукой он прижал ее голову к груди, другая обвилась вокруг ее талии, чтобы смягчить боль, бушующую в ее теле.
— Я только что купила новое кресло, — прошептала она. Она дрожала и боролась с истерикой. Боже, неужели ничего не осталось?
— Рони, прости, — прошептал он в ее волосы. — Я не должен был говорить тебе таким образом, детка. Мне жаль.
Она вздрогнула и отодвинулась, отошла прочь, отчаянно пытаясь погасить боль в душе. У нее не осталось ничего, что можно было бы уничтожить, ничего, что можно было бы отнять. Ничего, кроме ребенка, если только, конечно, она решится на зачатие.
— Хорошо, — резко выдохнула Рони. — Черт.
Она не знала, что сказать, что сделать. Она чувствовала себя раздробленной, ошеломленной этими слишком быстро развивающимися событиями. Ведь у нее даже не было времени передохнуть, понять и осмыслить, что случилось.
Она глубоко вдохнула, засунув пальцы в карманы халата, пытаясь справиться с паникой. Она не смогла бы избавиться от ребенка. Она была уверена, что и остальные в его семье считают, что не смогла бы. Неважно, как сильно она хотела причинить Таберу боль. С ней ведь все нормально.
А это был просто дом. Она собиралась в любом случае уйти оттуда. Этого и стоило ожидать.
Но этот маленький разговор про себя совсем не помог Рони. Она чувствовала в груди что-то наподобие опухоли, и эта опухоль ныла при мысли о доме, который она построила собственными руками.
Своими руками, своими потом и кровью она сделала его пригодным для жизни, сделала его настоящим домом, а не грудой мусора, как раньше.
— Рони, у тебя есть дом здесь и сейчас…
Голос Табера только питал ее ярость. Он был мягкий, полный раскаяния. Как будто ее боль ломала что-то внутри него. Но потеря дома была для Рони ничем по сравнению с агонией, которую она испытала, лишившись Табера год назад.
— Правда? — Она с трудом подавила в себе желание закричать. Отвернулась, но потом со злостью снова повернулась к нему лицом. — С вами, я полагаю?
— Со мной. — Лицо его ожесточилось при этих словах.
— Бедный Табер. — Она усмехнулась. — Приходится носиться со мной. Не совсем то будущее, которое ты хотел бы иметь со своей парой, да?
Он смотрел на нее, слегка нахмурившись, и в его глазах стоял холод.
— Я никогда не представлял на твоем месте никого другого. — Он, наконец, пожал плечами. Рони растерялась. — Хотя ты, судя по всему, этим точно не довольна.
И почему его так волновало то, что она не рада этому?
Куда делся мужчина, который однажды сказал, что ему нужна другая женщина? Она не понимала его поведения. До тех пор, пока гормон — или что бы там ни было — не сводил ее с ума. Но мысли о том, что это было просто воздействие, разбивала ей сердце.
— «Недовольна» — слишком мягкое выражение. — Рони была уверена, что ее улыбка отдавала холодом.
Жар внизу живота становился невыносимым, однако у нее не было намерения говорить ему об этом. Адреналин насыщал ее организм, и возбуждение все возрастало.
— Где моя одежда? — Рони отвернулась, пытаясь заглушить боль при мысли о доме.
У нее ведь не было сейчас дома, да и Таберу она нужна только до тех пор, пока он не сделает ей ребенка. И что с ней будет тогда?
Ей придется уехать, придется бежать, иначе она никогда не освободится от него.