Зазвонил телефон. Это был Гельмут. Его голос звучал взволнованно и требовательно. — Сюзанна искала отговорки, у нее, мол, нет времени, не особенно стараясь придать им правдоподобие и убедительность.
Не вмешивайся в мою жизнь, сказала она резко, когда он начал ее перебивать.
Кто это звонил, спросила Альмут, когда, завернувшись в полотенце, она расслабленно вышла из ванной.
Гельмут, — Сюзанна подмигнула; внезапно она почувствовала себя усталой, не способной ни на чем сосредоточиться.
Смотри! Мои ноги, воскликнула Альмут и показала на пол, где остались следы от ее влажных ступней.
За едой, наливая в тарелку Альмут суп, Сюзанна сказала: Нам теперь надо экономить. На новом месте я получаю меньше, чем в больнице. Мюрад ничего не присылает; но его деньги нам и не нужны.
Альмут кивнула.
Они молча принялись за еду.
Эта квартира стоит слишком дорого, начала Сюзанна снова, я думаю, мы могли бы переехать.
Низко склонившись над тарелкой, она смотрела на стол перед собой.
Выкрутимся, сказала Альмут.
Мы не должны поддаваться панике, ответила Сюзанна.
После ужина Альмут села за свой стол делать уроки. От напряжения у нее на лице время от времени появлялась отстраненная улыбка.
Во время прогулки они наткнулись на небольшую горку, возвышавшуюся среди леса. Она состояла всего лишь из четырех или пяти каменных глыб и едва достигала человеческого роста. В щелях между камнями лежала увядшая листва. Никакого названия у горы, конечно, не было, она стояла в лесу просто так, случайно.
Засыпая, Сюзанна подумала о Гельмуте. Она протянула к нему руки, но обхватила ими лишь мягкое, бесплотное облако сна, расплывшееся в ее объятиях.
Сюзанна работала теперь в бюро по трудоустройству, которое занималось безработными, желавшими получить другую профессию. Бюро размещалось в низеньком строении, недалеко от вокзала, где новые дома плохо вписывались в тесный беспорядок складских помещений, деревянных сараев и садовых участков.
Мы должны идти навстречу своим клиентам, сказал ей начальник бюро в день приема на работу и показал через окно на здание вокзала: люди, которые пользуются услугами бюро, приезжают чаще всего оттуда, с равнины, из бедных деревень.
С чем пришла сюда Сюзанна?
Когда люди внутренне меняются, они часто испытывают неосознанную потребность придать себе больший вес и значительность.
Сюзанна жадно стремилась к дружескому участию в судьбах других людей; так она пыталась помочь самой себе. — Но, может быть, мы ошибаемся: Не было ли это редким случаем бескорыстной доброты, не имеющей достаточного основания и потому почти святой?
Беспомощность больных в госпитале Сюзанну отпугивала: все, что они хотели, это чтобы их поднимали, умывали, кормили, водили гулять. Она видела много смертей. Правда, в глазах то одного, то другого умирающего читалось мужество, несломленное присутствие духа; но большинство уходило из жизни без сопротивления.
Безработные, обращавшиеся в бюро за советом, пытались бороться. Они, конечно, тоже не решались потребовать всего, на что имели право, но хотя бы часть своих прав они отстаивали. Они хотели бороться! И противник, с которым они боролись, далеко не всегда представал таким же абсолютным, неуязвимым и всемогущим, какой была смерть.
Когда Сюзанна смотрела на одежду, папки для документов, чемоданчики и обувь этих людей, у нее сильнее билось сердце.
К зданию бюро вела дорожка, посыпанная гравием. Хозяева расположенных вокруг садовых участков сгребали опавшие листья, а некоторые уже и перекапывали грядки. По направлению к железнодорожному полотну тянулся ряд вишневых деревьев, которые скоро должны были зацвести. Жестяные бочки под водосточными трубами были наполнены водой. — Сюзанна любила все, что окружало место ее работы. Даже зимой, когда повсюду лежал грязный снег и ветви деревьев расплывались в дыму и в вечернем тумане как первые, предварительные наброски к еще не написанной картине, мир казался ей в этом месте завершенным и несомненным. Иногда ей виделось, как ее клиенты, безработные, спускаются со всех железнодорожных насыпей мира и направляются к ней: насыпь, которая замыкала вид из ее окна, была словно границей мира. На скамейке в вестибюле уже ждали два человека — молодой мужчина и женщина. Они пришли вместе. Мужчина курил, наклонившись вперед, опираясь на колено рукой, в которой дымилась недокуренная сигарета, и смотрел перед собой. Женщина прислонилась к его плечу и спала.
В том, что люди ждали, не было ничего необычного, так как нередко они приезжали сюда издалека, из какой-нибудь деревни там, на равнине.
Вы можете уже пройти, бросила Сюзанна на ходу мужчине. Она щурилась от солнца, светившего сильно и ярко. Мужчина выпрямился и отодвинул от себя женщину.
Это моя жена, сказал он, указывая на нее, закутанную в пальто и только что открывшую глаза со сна.
Вы, наверное, уже порядочно ждете, сказала Сюзанна.
Иди, иди, сказала женщина мужу и оправила на себе платье.
В кабинете мужчина сел в кресло для посетителей напротив письменного стола Сюзанны. Под пальто на нем была рабочая одежда. Лицо небритое и красное.
Знаете ли, мы выехали еще вчера. — Он распахнул пальто: Тепло тут у вас.
Лучи солнца заглядывали в окно, и на предметах играли нежные блики.
Сюзанна повесила пальто и сняла чехол с пишущей машинки.
Мужчина был, видимо, одного с ней возраста. Крепкий, ширококостный, он казался массивным. Он снова сидел, слегка наклонившись вперед, но подняв голову, и были видны жилы, набухшие у него на шее.
Глаза полуприкрыты.
Он смотрел на Сюзанну взглядом, говорившим: ты видишь, как я бессилен, нищ и лишен всего. Но подмять себя я не позволю.
Грубая, элементарная сила, которая и есть жизнь, составляла его правоту.
Я хочу получить профессию каменщика, сказал он.
Кругом много строят.
Сюзанна записала его данные.
Мы дадим Вам жилье в наших бараках, сказала она, если Вам это подходит.
Конечно, ему это подходило.
Он кивнул. — У него была грубая, словно наспех сработанная голова; и все же в ней чувствовалась красота, которой отмечено все живое.
Сюзанна, как всегда, чувствовала, что она оказывает помощь и насколько эта помощь жалкая.
В первое время в ней вспыхивала, билась в жилах злость, позднее злоба душила ее, как будто чья-то рука сдавливала ей горло, давила ей на грудь.
Она почувствовала горечь во рту.
Иногда ее раздражение выплескивалось на людей, которые сидели перед ней всем довольные или тупо ни о чем не думающие.
Все то время, пока Сюзанна писала, задавая вопросы и аккуратно заполняя каждую графу анкеты, а мужчина рассказывал свою историю, она не думала совсем ни о чем.
Когда они закончили, мужчина с облегчением выпрямился.
Встав и застегнув пальто, он поблагодарил.
Рада была помочь, сказала Сюзанна.
Мужчина открыл дверь, и там тотчас же показалось любопытное лицо его жены. Вероятно, она подслушивала у двери. Мужчина сказал что-то вроде: все хорошо, и положил ей руку на плечо.
В течение дня Сюзанна несколько раз принималась размышлять о том, почему эти двое, такие несчастные, выглядели тем не менее как одна семья, как члены одного неискоренимого рода.
Вечером Альмут уже ждала ее дома. Перед приходом матери она, видимо, полакомилась шоколадом, и его запах чувствовался в поцелуе. С первого взгляда Сюзанна заметила, что закрытые учебники и тетради сложены в стопку на этажерке; это значило: Я все сделала. Сидя за ужином, они услышали, как далеко в городе зазвонили колокола. Над столом горела лампа. Она была круглая и давала ровный свет.