— Мой папа — дворник…
Валентин досадливо поморщился и, отвернувшись, стал смотреть в другую сторону. Маленький негр продолжал:
— Мой папа очень храбрый. Наш директор один раз чуть не утонул, а папа его вытащил. Потому директор его взял дворником, а меня в школе учат бесплатно.
Валентин в бешенстве обернулся и взглянул на мальчика.
— Мой папа большой. А какой сильный! — продолжал Минго, ободренный вниманием нового товарища и не замечая, что тот злится. — Когда я вырасту, я тоже буду большим и сильным, как он, но теперь-то я маленький: мне десять лет.
— Сеньор учитель!.. — крикнул Валентин.
Он хотел сказать учителю, что Минго пристает к нему, но услышал рядом умоляющий шепот:
— Не надо, не надо!..
Он прикусил губу.
— Что случилось? — спросил учитель.
Валентин не ответил, и урок продолжался.
Почему он смолчал? Он и сам не мог этого понять. Он сделал это не из жалости к Минго, умолявшему не выдавать его, — ему просто не хотелось выглядеть каким-то доносчиком, и всё. Высокомерие заставило его проглотить готовую сорваться с губ жалобу, прежде чем она обрела словесную форму. Он продолжал сидеть неподвижно, насупившись, бесстрастно глядя перед собой. Вдруг он почувствовал, что кто-то легонько тронул его за локоть. Он обернулся. Минго с ласковой и тонкой улыбкой на губах протягивал ему свою маленькую черную руку. Но как же дать понять этому мальчишке, что он, Валентин, совсем не хочет дружить с ним?
— Хорошо, хорошо, хорошо… — нежным голосом говорил Минго, выражая в этом с таким упоением повторяемом слове свою благодарность Валентину за то, что тот не выдал его.
Валентин резко ударил его локтем, принудив отскочить в сторону.
— Плохо, плохо!.. — говорил теперь Минго.
Валентин презрительно пожал плечами и продолжал сидеть молча, наблюдая за другими товарищами по классу.
Как, снова? В конце концов перестанет когда-нибудь приставать к нему этот негритенок?!
— Ты что, издеваешься надо мной, а? — спросил он в бешенстве, оглянувшись.
Но на черном личике Минго была написана такая наивная доброта, взгляд его живых глаз был так чист и ясен! Он предлагал товарищу свою книгу.
— Скоро нас вызовут. Вот тут читают. — Он тыкал маленьким пальцем в книгу. — Пока у тебя нет книги, я тебе буду свою давать.
Валентин взял книгу, которую протягивал ему мальчонка, и швырнул на пол. Книга со стуком упала, и многие ученики обернулись взглянуть, что произошло. Учитель встал.
Минго попытался объяснить. Он говорил со всей своей душевной простотой, искренне удивленный поступком Валентина:
— Я хотел дать ему мою книгу, потому что, думаю, его сейчас вызовут… Раз у него нет книги…
— Не нужна мне твоя книга! — крикнул Валентин.
Учитель стал строго выговаривать Валентину, но тот прервал его:
— А мне все равно!
— Как это тебе все равно? Какой гордый!
— Ну и хорошо, что я гордый! Каким хочу, таким и буду!
Учитель повысил голос, мальчик тоже. Прибежали надзиратели, за ними пришел директор. Валентина, несмотря на его отчаянное сопротивление, насильно выволокли из класса и отвели в кабинет директора. Потом посадили в карцер и заперли. О, какая обида и ненависть бушевала в его груди!
Несколько часов он просидел один, никто не зашел к нему. Через маленькое окошко он смотрел на утреннее солнце, которое сияло так задорно и весело, словно насмехалось над затворником, запертым в четырех стенах. Вдруг он услышал шум и понял: перемена. Он вспомнил о Минго, и ему захотелось избить маленького негра. Бегает сейчас, наверно, на переменке, в то время как он, Валентин, сидит тут взаперти. Прозвонил звонок — и снова нашего узника окутала тишина. Он сидел один, мучась обуревавшей его бессильной злобой. Нет, нет, он не станет плакать! Может быть, за ним шпионят. Так нет же, они не увидят его слез! Каждую минуту всплывало перед его глазами виденье матери, но он делал над собой усилие и начинал думать о другом… Только не плакать! Наконец снова раздался звонок. Наверно, двенадцать. Дети сейчас пойдут по домам, а он…
— Мама, мама!..