Тревожное ощущение в животе Таккера приблизилось к ужасу.
— Милая, не принимай поспешных решений. Я люблю тебя, ты это знаешь. И не я один.
Как бы ни было ему больно признавать это, но он сделает и скажет все, что угодно, лишь бы удержать ее в Остине.
— Кроме того, тебе известно, что у Риса и Джереми к тебе сильные чувства.
— Да, и я всех вас люблю. Я не хочу покидать никого из вас. — Она прикусила губу. — Поэтому у меня такое чувство, что я должна выбирать между своими амбициями и сердцем. Воскресная ночь… — ресницы Кэлси задрожали, а взгляд шоколадных глаз стал очень серьезным, — я не знаю, что чувствовали вы, но для меня это было все, о чем я могла мечтать, и даже больше.
Таккер глубоко вздохнул, пытаясь взять под контроль шквал желания и ярости, обрушившихся на него одновременно. Да, он знал, что она была возбуждена возможностью исполнить свою фантазию, но это было нечто большее, чем галочка в ее списке сексуальных желаний. В каждом ее изгибе, вдохе и прикосновении он чувствовал ее любовь к ним. Наблюдать, как она отсасывала Рису, пока он сам глубоко погружался в ее лоно, и ощущать напротив через тонкую перегородку ее плоти скользящие движения Джереми… Проклятье!
Он провел рукой по лицу.
Нечего и отрицать, что одно воспоминание о прошлой ночи сделало его адски твердым. Он хотел снова затащить Кэлси в постель и час за часом погружаться в нее, пока она не сдастся ему… и остальным парням. Воскресная ночь пробудила в нем что-то первобытное. Он никогда раньше не был так чертовски возбужден. Или разъярен. Двое других мужчин прикасались к его любимой женщине, хотели жениться на ней и наполнить ее своим семенем. Но вместо того, чтобы безумно ревновать и бороться за свое исключительное на нее право, он удовлетворял каждый подавляемый до этого низменный инстинкт, трахая ее вместе с ними. Когда он успел стать таким испорченным?
Воскресным вечером на ее маленькой кухне, когда они впервые открыли перед ней возможность коллективно заняться любовью, он сдержал изначально встряхнувшее его желание и просто делал это для Кэлси, чтобы только не потерять ее. Ей нужно было реализовать эту свою фантазию, прежде чем она смогла бы выбрать мужчину, с которым проживет жизнь, верно? Он лгал себе, что не хотел чего-то, вроде этого.
А потом на его глазах она поцеловала Риса. И внутри него что-то щелкнуло. Да, гнев нахлынул, но похоть разрушила его ко всем чертям. Вид того, как к ней прикасаются, как она возбуждается, сделал что-то с его сознанием, изменил его внутренние ощущения правильного и неправильного. Внезапно это все перестало существовать. Таккер осознавал только одно: он должен увидеть ее голой и кончающей… и не обязательно доводить ее до оргазма в одиночку. Тогда он притянул ее к себе и поцеловал, возбуждаясь еще сильнее при виде Джереми, сжимавшего ее маленький сладкий сосок. В то же время возможность ласкать ее вторую грудь наполнила его такими болезненно-острыми ощущениями, которых он в себе никогда не подозревал.
Комбинация из чувства стыда и возбуждающего азарта была ужасной и, в то же время, затягивала. В тот момент, когда рот Джереми добрался до ее киски, и Кэлси изогнулась и захныкала, Таккер уже понял, что открыл для себя новые острые ощущения, которых, к сожалению, никогда не испытывал. И он не мог сдаться сам. Но видеть и чувствовать, как Джереми скользит в ее заднице, и чувствовать ее ответную реакцию – от этого невозможно отказаться.
Твою мать.
Даже сейчас он дрожал от возбуждения. Конечно, он хотел бы ее только для себя. Заниматься с ней любовью – ни с чем не сравнимое наслаждение. Но наблюдать, как она тает, превращаясь в олицетворение женственности и желания между ними тремя – это самое возбуждающее ощущение из всех.
Таккер выругался.
— Знаю, что воскресная ночь была твоей мечтой, — признался он тихо дрожащим голосом.
— Тебе это так сильно ненавистно?
Соврать или сказать правду? Как он мог признаться, что с удовольствием наблюдал за прикосновениями к ней других мужчин? Но насколько унизительнее будет, если он обманет? Но прежде чем Таккер сумел распутать клубок своих мыслей, зазвонил ее мобильный. Она вытащила его из сумочки.
— Алло?
— Ты вернулась из Майами, детка?
Рис. Таккер узнал его голос, хотя телефон был прижат к уху Кэлси.
— Я здесь. Вошла пятнадцать минут назад.
— Я соскучился.
Она бросила на Таккера взволнованный взгляд.