Андрей сидел молча, глядя перед собой, вероятно, не желая мешать мне слушать. Возможно, это была своего рода медитация, и я тоже не решалась нарушить покой, хоть мне и хотелось поговорить.
Когда музыка стихла, мы одновременно посмотрели друг на друга. В его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня отвести свой.
— Так вы — музыкант… композитор.
— И композитор, и исполнитель, — сказал он. — Мы с Сергеем оба музыканты, одно училище окончили. Там и подружились.
Я посмотрела на Андрея с удивлением:
— И Сергей Егорович тоже?…
— Да. Только потом он ушёл в бизнес и перенёс туда свой креативный склад натуры. Как оказалось, для успеха любого дела необходим творческий подход.
— То-то я удивлялась… какой-то нетривиальный бизнесмен мне встретился.
— А потом такой же водитель.
— Да, — я улыбнулась, — такой же водитель… Мне очень понравилась… Нет, это не то слово. Ваша музыка удивительная. Вы дадите мне послушать?
— С удовольствием.
— Странно, что Егор мне ничего не рассказывал. Мы ведь с ним и о музыке говорим.
— Я совсем недавно, перед поездкой, закончил работу. Над всеми тремя дисками. Шесть лет ушло, пока я всё это сочинял и шлифовал. Вот вернулся, прослушал чистыми ушами и понял: всё, готовый продукт.
— Мне очень интересно, что вы делали там…
— У нас есть время, — он улыбнулся. — Я расскажу. В обмен на ваш рассказ.
— О чём? — Я посмотрела на Андрея.
— О том, как вам удалось чудовище в ангела…
— Не преувеличивайте… — перебила я его.
— Но это же совершенно другой ребёнок! — Настаивал Андрей.
Я стала серьёзной. Точнее, лёгкость ушла…
— Да. Он меняется. — Сказала я. — Только здесь никаких чудес, всё очень просто: любому живому существу нужно лишь одно — любовь. И дети — вовсе не дьявольские манипуляторы, как часто считают взрослые… На самом деле, чем более неуправляемо и агрессивно поведение ребёнка, тем с более беззащитным существом мы имеем дело. Внутри они перепуганные маленькие существа, сжавшиеся в комок и умирающие от страхов, которые нам и представить себе невозможно… Ведь свои собственные детские страхи мы стараемся подавить или забыть…
Я разволновалась до дрожи в голосе. С чего это?… Сегодняшний день — такой долгий и наполненный, что-то новое, появившееся в поведении Егора, чего я никак не могу истолковать… Что-то происходящее со мной, чему я тоже не нахожу объяснения…
Андрей молчал. Мне стало неловко от собственной несдержанности. И я добавила уже более ровным голосом:
— Детей нужно нежить, ласкать, целовать, тогда уходят страхи и прорастает гармоничная личность.
— Но на это далеко не каждая мать способна, — сказал мой собеседник тихо.
— Мне, конечно, приятно слышать это, но… я не могу иронизировать на тему Егора… пока не могу… мне больно. — У меня и вправду сжалось всё внутри. — Простите.
— Это вы простите. — Голос Андрея напрягся. — Я взял не ту тональность в разговоре о нём. По правде, он мне не чужой. И я очень рад тому, что с ним происходит… нет, не так… я рад, что в его и в нашей жизни появились вы. — Он улыбнулся своей обычной едва заметной улыбкой.
— Я тоже рада нашей встрече, только вот… — Я чуть было не проговорилась о своих опасениях, которые стали одолевать меня в последнее время, но не стала продолжать.
— Только вот?… — Андрей смотрел на меня, и мне показалось, что он знает, о чем я.
— Нет, не сейчас.
Я хотела спросить о матери Егора: кто она, где? Если Андрей — близкий друг семьи, он наверняка знает… Но сменила тему:
— А у вас есть дети?
— У меня… нет.
— Простите. — Его короткая заминка отрезвила меня. — Других учу, а сама… Это нетактичный вопрос.
— Мы теперь не чужие друг другу… до определённой степени. Поэтому некоторые вопросы переходят в разряд насущных. Вы согласны со мной?
— До определённой степени.
Мы замолчали. Пора идти спать. Расставаться не хотелось, но рано или поздно это следовало сделать.
— Ну, что, до завтра? — Решилась я.
— До завтра, — сказал Андрей, поднялся из кресла и протянул мне руку.
Я легла в холодную, пустую постель.