— Вот потому-то у меня есть одна основная и много других про запас, — сказал он, возвращаясь к испытанному шаблону.
— И это помогает вам чувствовать себя в безопасности?
— Да. Да! Я просто ненавижу быть один. Это хуже всего. Я этого не выношу. Мне становится так скучно! И я начинаю звонить всем, кого я знаю, ища любую девушку, с которой можно встретиться.
— Значит, вас пугает не только отсутствие отношений, но и одиночество в своей квартире — пусть даже только на одну ночь — для вас уже чересчур.
— Такое ощущение, что мне неуютно в моей собственной шкуре.
— Можете описать, что вы при этом чувствуете?
— Не знаю, — сказал он с усилием.
Дэвид настолько утратил контакт с собой, что не осознавал своих собственных внутренних ощущений. Но я не собиралась позволить ему соскочить с крючка. Это было важно — суметь идентифицировать то, что являлось для него столь мощным стимулом.
— Попробуйте рассказать мне, как это ощущается в вашем теле.
— Не знаю, — повторил он.
Я ждала. Я могла бы облегчить его дискомфорт, подсказав верные слова, но нужно было дать ему вычислить их самостоятельно. И под конец мое молчание вынудило его отвечать.
— Полагаю, это… пустота… вот здесь, — сказал Дэвид, указывая на грудь. — И беспокойная энергия. Это такой темный момент… я словно не существую. Я впадаю в панику. Я должен позвонить женщине. Это упорное чувство. И для меня оно нестерпимо.
Наконец-то прорыв честности после нескольких месяцев терапии! Мы добрались до той боли, которая была стимулом его поведения.
— Похоже, это глубинный дискомфорт.
— Да, вот потому-то я иду в бар или начинаю названивать женщинам.
— Значит, вы справляетесь со своим страхом одиночества, а в данном случае — со страхом, что вам изменяют, заставляя женщин выражать свое желание к вам.
— Но я не хочу вступать в отношения с этими женщинами.
— Именно. Вы избегаете более глубокого контакта. Эти женщины для вас словно зеркало, отражающее вашу ценность. Без них вас не существует.
— Но иногда это бывает приятно.
— Я знаю, что это приятно и доставляет вам удовольствие, — подтвердила я. — Вы ищете женщину, чтобы она помогла вам хорошо относиться к себе. Но потом вы разочаровываетесь и фиксируетесь на том, как ненадежны женщины. Вы предоставляете женщине определять, достойны вы любви или нет. Чего здесь не хватает?
— Того, что я сам этого не чувствую.
— Вы отдаете в руки другого человека большую власть. Вы хотите подтверждения тому, что вас можно любить, но, даже когда получаете его, вам всегда мало. Мне кажется, что в результате всего этого вы, пытаясь обрести власть, в действительности ее утрачиваете.
— Я никогда не думал об этом с такой стороны.
— Что от вас требуется, чтобы поверить, что это правда?
Я наклонилась вперед, чтобы сократить дистанцию между нами.
— Мне нужно полюбить себя ? — проговорил он, едва удерживаясь от смеха: весь наш разговор свелся к психотерапевтическому клише.
— Да. Для вас это возможность уйти от своего шаблона. Если вы можете отыскать любовь внутри, не нужно будет охотиться за ней вовне .
— Ладно, док! Ладно, я вам верю.
Дэвид был высокого мнения о себе, но уже понял, что я с легкостью могу заставить его «сдуться». Он должен был перестать строить свою самоценность, основываясь исключительно на внешнем подкреплении, которое получал от своей карьеры, внешности, финансового положения, похвал, которые расточали ему родственники и любовницы. Все это — вещи ненадежные. Красота поблекнет, финансовый успех непостоянен, а женщины могут подвести. Нет никаких констант. Чтобы чувствовать себя достойным, Дэвиду необходимо было научиться обеспечивать подтверждение своей ценности самостоятельно. Ему нужно было научиться принимать и ценить себя, а также запустить процесс самоисследования.
— А с чего нужно начинать? — спросил он.
— Вам нужно освободиться от того, что думают о вас все остальные, — ответила я. — Вам нужно чтить то, что действительно мотивирует вас, даже если вы не знаете, что это такое в настоящий момент. Вполне может быть, что это именно то, что вы сейчас делаете. Но вы должны быть готовы начать все заново — без женщин — и выяснить это.
Хотя нарциссизм Дэвида имел чрезвычайно пагубные последствия, в действительности это была попытка самопринятия . Он искал более безопасную, менее уязвимую альтернативу настоящей любви, а я толкала его прямо в объятия настоящих страхов, чтобы он больше не мог избегать их. Я считала, что, если он сможет разобраться с этими страхами вместе со мной, это поможет ему подготовиться к настоящей любви.