Но это будет плюсом лишь до тех пор, пока её не объявят в розыск. Главное, успеть доехать до Сан-Диего, там у меня деньги, люди. Главное – попасть в Сан-Диего». В Сан-Диего задерживаться он не собирался. Антонов и раньше понимал, что жить а Калифорнии с фальшивыми документами рискованно, малейший прокол мог стать роковым.
Поэтому основные капиталы он уже перевёл в «Банко дель Мехико» туда же собирался отправиться и сам. Антонов уже приглядел и место: черепичная крыша, по-украински белёные мелом стены, увитые диким виноградом, с террасы закат, как в кино. Но главное – тамошняя полиция гораздо лояльней калифорнийской, да и кому придёт в голову подозревать состоятельного гринго в том, что у него липовый паспорт? «Да, Люси неоценима. Но лишь до Сан-Диего. А что он будет делать с ней потом? С деревенской девчонкой, которую он толком-то и не знает? Испугавшись или передумав, она запросто сдаст его полиции. Антонов вспомнил серые глаза, диковатый взгляд. Ведь сдаст?» Вспомнил, как его грубые ладони цеплялись за ткань платья, он боялся, что исцарапает ей кожу своими мозолями. Вспомнил, как она прижалась, обмякла, став сразу меньше и легче, а мир вокруг утратил краски и сложился, подобно детской картонной книжке. Потерянный рай показался не такой уж высокой ценой. Антонов прижался лбом к железной стене. Стена была ледяной и мокрой, словно вспотела. Ему стало невыносимо тоскливо и одиноко, дьявол сделал всё, что мог и удалился.
10
Штаны были чуть длинноваты, Антонов подвернул их. Натянул тюремные башмаки, дрожащими пальцами завязал шнурки. Ботинки Киллгора оказались велики размера на два, Антонов сунул их в пустое ведро. Сверху, зло скомкав, затолкал рыжую робу. Люси, с серьёзным лицом, наблюдала за переодеванием, наблюдала молча, держа в руке маленький розовый чемодан, такой детский и кукольный, что у Антонова, когда он его увидел, комок подступил к горлу. Он был почти уверен, что внутри лежат зубная щётка, кругляш лавандового мыла, который ей когда-то подарили на Рождество, ночная рубашка пастельных тонов, мохнатые шлёпанцы, плюшевый мишка без одного глаза и с надорванным ухом. Антонов запутался в рукавах рубахи, пришлось снять, вывернуть и надеть снова. От её взгляда ему стало неловко, неловко за тюремное бельё – серую майку и застиранные до дыр трусы (такие в детстве дразнили «семейными»), за свои бледные худые ноги, за дурацкую татуировку, которую он сделал по пьяни в Амстердаме.
Киллгор сразу после обеда укатил в Сан-Лоредо, Антонов помогал ему грузить пустые ящики. Уже закончив, хозяин спрыгнул с кузова, хмуро подёргал крепёжные ремни, буркнул: – К пяти вернусь, будешь тару разгружать. У рубашки в крупную болотную клетку пришлось закатать рукава. Антонов застегнул верхнюю пуговицу, потом снова расстегнул, энергично потёр ладони и, глядя мимо Люси, сказал с бодрой серьёзностью: – Ну, так! – он негромко хлопнул в ладоши. – По коням! – Люси кивнула, подошла к нему и молча поцеловала в щёку. Потом взяла его руку в свою и, помахивая игрушечным чемоданчиком, повела к «плимуту» стоящему у амбара. Антонов хмыкнул, он намеревался спросить ещё раз насчёт бензина, карт, документов, но вдруг понял, что Люси продумала все детали до мелочей, что ему сейчас лучше заткнуться, поскольку она тут главная. Он вспомнил, как всю неделю, каждую ночь, он изобретал хитроумные способы бегства от Люси в Сан-Диего. Как он оставит её в кафе, выйдя, якобы, позвонить. Или на автобусной станции пойдёт за билетами.
Ещё был вариант заманить в кино и бросить там. Антонов придержал её за руку, она остановилась, вопросительно глядя на него. Он наклонился и поцеловал её в губы. Держась за руки, они подошли к «плимуту». По правому крылу шла длинная царапина, старая и проржавевшая, наверное, когда-то давно Люси зацепила при выезде ворота. Краска, некогда синяя, выгорела и была одного цвета с местным, белым от зноя, небом, Антонов поднял глаза – солнце в зените и ни облачка. Вдруг Люси вскрикнула, её рука судорожно дёрнулась, словно она пыталась вырваться. Из темноты амбара, неспешно, как и полагается в добротном кошмаре, вышел Киллгор. Он, щурясь от солнца, остановился в дверном проёме. Дробовик он держал небрежно, одной рукой, прижав приклад локтём к телу. Антонов завороженно глядел на ствол, вороненая сталь отливала тёмно-синим. Киллгор сделал шаг, Антонов ощутил ладонью, как рука Люси стала холодной и задрожала. Он завороженно смотрел в чёрную дыру, Киллгор поднял ружьё, взяв левой рукой за цевьё – рука была одного цвета с деревом приклада, но не лаково-гладкой, а морщинистой и корявой, как сук. – Отойди от неё, – произнёс он сипло, будто со сна, указав ружьём. Антонов разжал руку, сделал шаг в сторону, потом ещё один. Ноги казались тряпичными и не слушались. Он не мог разглядеть глаз фермера, тот продолжал щуриться, со своей обычной гримасой брезгливой досады, но в этот момент Антонов понял, что сейчас будет убит и, что нет такой силы на свете, которая смогла бы помешать этому. Дуло таращилось ему в грудь, он уставился в эту дыру – ничего страшнее он в жизни не видел. Странная вещь случилась со временем: