— Боже мой, боже мой, — запричитал Миша, — бедный Беня, такой молодой…
— Это же упырь, как их называли славяне. Он же гуль, как их называли арабы. Он же гиксос. Помните за гиксос, профессор?
— Они захватили древний Египет, — машинально ответил Миша. — Мне надо прямо тут позвонить маме.
— Подождите отвлекаться, смотрите, что сейчас будет, вам понравится! — все так же, с неестественной веселостью ответил Моня. — Смотрите здесь, сейчас будет фокус! Видите вот эту картину? Когда наш бывший Беня дойдет до нее, я нажму вот эту кнопку, и у нас будет прекрасная, почти не поврежденная тушка для высоколобиков, и вы даже не представляете, как это… Ну куда же ты?
Тварь на экране остановилась, словно услышав Меира. Некоторое время она стояла, вперившись в стальную мембрану, а потом, противоестественно выворачивая суставы, побежала назад.
— Как услышал, — хмуро прокомментировал Юрий — Нешто чуткий такой?
Моня раздосадовано крякнул, листая виды с камер. Потом повернулся к Мише, явно намереваясь что-то сказать, но замолк на полуслове.
— Откуда эта тахта в моем кабинете? И почему у неё отломаны ножки?
Он посмотрел на замерших у стального листа автоматчиков, а потом, выудив из безразмерной своей коляски ещё один револьвер с характерным длинным барабаном, навел его на Мишу. И немного подрагивающим от волнения голосом сказал:
— Михаил, подойдите ко мне!
Цемель сидел на тахте, бездумно пялясь в телефон. Услышав свое имя, он нервным, дерганым движением поднял голову. Его глаза были черными от огромных, расплывшихся зрачков, почти закрывающих радужку.
— Она говорит со мной, — сказал Цемель тусклым, страшным голосом.
— Та не, не сможет он, — вмешался Юрий. — Сами побачьте, прихватили вашего головатого за лапку. Валить надо, несправжний чоловик он теперь.
Рудольф посмотрел на ноги Цемеля и увидел, что одна из ног историка по самое колено была скрыта под тахтой. Что было решительно невозможно, поскольку между тахтой и полом оставалось пространства достаточно разве что ладонь просунуть. И прямо на глазах Рудольфа нога Цемеля с едва слышным мясным звуком рывком зашла еще на несколько сантиметров в неестественно темную тень. По ковру расползалось бурое пятно.
— Стрелять только по команде! — рявкнул Моня.
— Цемель, ну-ка на меня смотреть! Я тут не собираюсь еще и вас терять. Рудольф, дергай его на себя, Юра, гранату, Игорь, прикрой! — Меир еще не успел закончить, как автоматы начали стрелять, дырявя кожаную тахту длинными, похожими на стрелы пулями. Юра с Рудольфом подскочили к Михаилу, Рудольф схватил его отработанным движением поперек туловища и рванул со всей силы. Что бы не держало Цемеля, оно держало его крепко. Единственное, чего Рудольф добился, так это что он упал на спину, уронив Цемеля на себя. Рудольф понял, что его ноги в опасной близости от темноты, в которой застрял профессор. Рудольфу стало страшно, и он засучил ногами, стараясь упереться ими в тахту и оттолкнуться. Цемель повернул к Рудольфу свое бледное, неестественно спокойное лицо с огромными темными глазами. А потом его рот распахнулся. Рудольф слышал, как челюсть профессора с хрустом сломалась, открывая огромный черный провал рта. Рудольф с криком сбросил с себя Цемеля и, оттолкнувшись, отполз обратно к столу.
Цемель рывком, как марионетка, вскинулся вверх, и из раззявленного его рта понеслись глухие давящие звуки, от которых заломило виски и перед глазами поплыли темные круги. Рудольф не знал языка, на котором что-то сейчас говорило Цемелем, но он понимал. Понимал смысл, не понимая слов. Понимал, что он, и все они лишь жалкие, беспомощные насекомые, пыль перед взором невыразимо древнего и ужасного существа, которое поглотит их сущность. Понимал и верил, что сопротивляться бесполезно, что они обречены. За ними пришла смерть. Наступил их последний миг ужаса…
— Русские не сдаются! — прохрипел Игорь и, подбежав к истерзанной, изрешеченной пулями кушетке нагнулся, бесстрашно просунул руки под нее и с ревом рванул вверх. Кушетка приподнялась еще на ладонь от пола. Цемель обмяк, голос, исходивший из него, утих.
— Гранату! — крикнул Моня, но Юра уже и так выполнял приказ. Одной рукой он помогал Игорю удерживать кушетку, которую явно с силой тянуло вниз, а другой закатывал в такую же непроницаемую тьму под ней одну световую гранату за другой.
Словно издалека зазвучал похожий на рычание тысяч зверей рев, кушетку отбросило с силой вверх. Что-то огромное, непостижимое вырвалось из пятна тени на полу, которая не рассеялось после того, как пропало рождающее его укрытие. Рудольф вспомнил о своем задании и, схватив Цемеля, потащил его к себе. Одна нога профессора была словно съедена, белела розовая кость, и за профессором, как кишка, волочились сухожилия и ленты мышц. В сравнительно тесном помещении стоял чудовищный грохот от выстрелов, все было затянуто синеватым пороховым дымом. Стрелял отброшенный к двери Игорь, стрелял прижавшийся спиной к столу Юра. Стрелял из своего револьвера Моня с перекошенным от ярости лицом, толкая после каждого выстрела коляску все ближе к плотной тьме, в которой шевелились нечто невыразимо прекрасное. И бесконечно ужасное.