Тед не помнил, что у Рут этим утром должны снимать швы; миссис Вон не дала Теду времени на то, чтобы поразмыслить. Не прошло и пяти минут с тех пор, как он прибыл к ее дверям — и вот он уже спасался бегством от миссис Вон, которая гналась за ним по дворику до самой Джин-лейн, размахивая зубчатым ножом для резки хлеба и крича, что он — «дьявол во плоти». (Он не очень отчетливо помнил, что так называется ужасная картина в отвратительной коллекции Вонов.)
Садовник, который видел, как «художник» (так он уничижительно называл про себя Теда) с опаской приближался к особняку Вонов, был и свидетелем отважного бегства Теда — художник, спасаясь от ножа, которым миссис Вон беспощадно размахивала в воздухе рядом с ним, чуть не врезался в забитый бумагой фонтан. Тед устремился по дорожке на улицу, а его бывшая натурщица со всей силой страсти преследовала его.
Садовник, опасаясь, как бы один из них не врезался в его лестницу, высота которой составляла пятнадцать футов, надежно уцепился за верхушку высокой бирючины. С этой высоты садовник мог наблюдать за тем, как Теду удалось-таки оторваться от миссис Вон, которая прекратила преследование, немного не добежав до пересечения Джин-лейн и Вайанданч. Там, у пересечения, была еще одна высокая живая изгородь из кустов бирючины, а точка наблюдения садовника была наверху, но довольно далеко оттуда, и он разглядел только, что Тед либо исчез в зарослях изгороди, либо повернул на север — на Вайанданч-лейн, так ни разу и не оглянувшись. Миссис Вон, все еще пылавшая яростью и продолжавшая обзывать художника «дьяволом во плоти», вернулась на свою собственную подъездную дорожку.
На имение Вонов и на Джин-лейн ненадолго опустилась зловещая тишина. Тед, запутавшийся в плотной массе бирючины, едва мог пошевелить рукой, чтобы взглянуть на часы; бирючина представляла собой заросли такой плотности, что сквозь них не смог бы продраться и терьер Джека Рассела[8]. Кустарник царапал лицо и руки Теда, оставляя на них кровавые следы. Тем не менее ему удалось спастись от хлебного ножа и — пока — от миссис Вон. Но куда пропал Эдди? Тед ждал в бирючине, когда появятся знакомые очертания его «шеви» 57-го года.
Садовник, начавший нелегкие труды по уборке разодранных рисунков, изображающих его нанимательницу и ее сына, за целый час до появления Теда, давно уже перестал смотреть на то, что можно было на этих обрывках разглядеть. Даже если рассматривать эти рисунки по отдельным фрагментам, они все равно производили слишком тревожное впечатление. Садовник уже узнавал глаза своей нанимательницы, ее маленький рот и остальные части се напряженного лица; он уже узнавал ее руки и неестественное напряжение ее плеч. Хуже того, садовник без малейшего сомнения предпочел бы воображать груди миссис Вон и ее вагину — увиденные им на уничтоженных рисунках реалии ее наготы были отталкивающими. Более того, работал он в сильной спешке, и хотя и понимал желание миссис Вон уничтожить эти рисунки, но никак не мог взять в толк, какое безумие овладело ею, когда она рвала на клочки собственные порнографические изображения и швыряла их в вихри разыгравшегося ветра, который гулял по дому при открытых дверях. С океанской стороны дома обрывки застряли в кустах шиповника, но несколько ракурсов миссис Вон с сыном протащило ветром по дорожке, и теперь их носило по берегу.
Садовнику не очень нравился сын миссис Вон; это был кичливый мальчишка — один раз он написал в поилку для птиц, а потом отказывался признаться. Но садовник еще до рождения ребенка был преданным работником семейства Вонов и, кроме этого, чувствовал ответственность перед соседями. Садовник не мог себе представить никого, кому понравились бы даже обрывки рисунков, изображающих срамные места миссис Вон; и тем не менее скорость, с которой он работал, приводя в порядок участок, значительно уменьшилась, поскольку его теперь занимала только одна мысль: что же стало с художником, а точнее, прячется ли художник в живой изгороди у соседей, или же ему удалось бежать в направлении города.
В половине десятого утра, прождав Эдди О'Хару целый час, Тед Коул выбрался из бирючины на Джин-лейн и осторожно пошел мимо подъездной дорожки, ведущей к дому Вонов, чтобы Эдди наверняка увидел его, если Эдди (по какой-то причине) ждет Теда на западном окончании Джин-лейн, пересекавшем Южную Мейн-стрит.
По мнению садовника, этот шаг был даже не неосторожным, а безрассудным. С башни третьего этажа в своем особняке миссис Вон могла обозревать территорию за живой изгородью из бирючины. Если обиженная женщина находилась в башне, то оттуда ей открывался прекрасный вид на всю Джин-лейн.
Миссис Вон и в самом деле, судя по всему, открывался такой вид, потому что не прошло и нескольких секунд, как Тед миновал ее проезд и, ускоряя шаг, направился по Джин-лейн, — садовник с тревогой услышал рев машины миссис Вон. Это был сверкающий черный «линкольн», который вылетел из гаража с такой скоростью, что его занесло на камнях дворика и он чуть не врезался в фонтан с его темной водой. В последнюю секунду миссис Вон удалось уйти от столкновения с фонтаном, но, пройдя слишком близко к бирючине, «линкольн» зацепил лестницу, оставив обескураженного садовника на вершине высокой живой изгороди, откуда он прокричал Теду: «Беги!»
Тем, что Тед дожил до следующего дня, он полностью обязан регулярным и интенсивным упражнениям, совершаемым им на корте для сквоша, спроектированном так, чтобы иметь несправедливое преимущество. Даже в сорок пять Тед Коул был способен бегать. Он, не снижая скорости, продрался через несколько кустов шиповника и рванулся по лужку мимо выпучившего глаза, хотя и не произнесшего ни звука человека, чистящего бассейн. На Теда набросилась собака — к счастью, небольшая и трусоватая. Сорвав женский купальник с веревки для сушки и хлестнув им собаку по морде, Тед отогнал пугливое животное. Естественно, на Теда накинулись с криками несколько садовников, горничных и домохозяек; никем не остановленный, он перескочил через три забора и одолел одну довольно высокую каменную стену. Он помял всего две цветочные клумбы. И он не видел, как «линкольн» миссис Вон срезал угол Джин-лейн в сторону Южной Мейн-стрит, как в неистовстве миссис Вон сбила дорожный знак; однако через щели в заборе на Тойлсам-лейн Тед увидел черный, как катафалк, «линкольн», который пронесся параллельно движению Теда, пересекшего два лужка, дворик с фруктовыми деревьями и нечто похожее на японский сад, где он попал в неглубокий прудик с золотыми рыбками, намочил туфли и джинсы (до колен).
Тед бросился назад на Тойлсам. Он отважился пересечь эту улицу, но, увидев загоревшиеся стоп-сигналы «линкольна», в ужасе решил, что миссис Вон заметила его в зеркало заднего вида и теперь останавливается, чтобы развернуться и тоже вернуться на Тойлсам. Но она его не увидела, и ему удалось оторваться от погони. Тед появился в центре Саутгемптона, имея весьма непрезентабельный вид, но смело шагая в самое сердце торговой части Южной Мейн-стрит. Если бы он не озирался — не вынырнет ли откуда-нибудь черный «линкольн», то, наверно, увидел бы собственный «шеви» 57-го года, припаркованный у магазина, торгующего рамками на Южной Мейн. Но Тед прошествовал мимо собственной машины, не узнав ее, и вошел в книжный магазин, расположенный чуть поодаль, на другой стороне улицы.
В книжном магазине его знали. Теда Коула, конечно же, знали во всех книжных магазинах, но Тед регулярно заглядывал именно в этот, где оставлял автографы на всех имевшихся экземплярах его книг. Хозяин магазина и его персонал ни разу не видели мистера Коула в таком жутком виде, в каком он предстал перед ними в это пятничное утро, хотя они и знали, что он бывает небрит и чаще одевается на манер студента или работяги, чем так, как это полагается автору и иллюстратору детских бестселлеров.
Новым во внешности Теда была главным образом кровь. Его расцарапанное и кровоточащее лицо, кровь пополам с грязью на тыльной стороне ладоней, оставленные вековыми зарослями живой изгороди, — все это для удивленного хозяина (носившего — необъяснимо — фамилию Мендельсон) было свидетельством несчастного случая или бойни. Хозяин не состоял в родстве с немецким композитором и настолько любил свою фамилию или не любил имя, что никому не сообщал последнего. (Как-то раз, когда Тед спросил его об имени, Мендельсон ответил только: «Не Феликс».)