Катрин снова вспомнила о Ронни. Теперь уже ясно, что все сроки прошли! Почему же он не звонит? Историю с Элко можно пока оставить в покое. Если всем уже известно, что он в медовый месяц изменяет своей жене, то скоро станет известно с кем. Тем более что в отеле, попавшем в снежный капкан и отрезанном от мира, все события, так или иначе, происходят на виду у всех.
Катрин направилась в свой номер и с чувством удовлетворения уселась на кровати. Эти дни были действительно наполнены открытиями. Прорыв в совершенно иной мир. Содом и Гоморра! Она набрала номер Ронни, но по-прежнему работала только голосовая почта. Такого просто не могло быть! Катрин посмотрела на часы – полдень уже миновал. Она набрала номер его городского телефона в Штутгарте. Безуспешно. Затем попыталась дозвониться до пиццерии. А что, если они скажут ей, что ничего не знают? Ни о дне рождения шефа, ни о решении Ронни поехать к ней?
Нет, она не могла даже подумать так плохо о своем приятеле. Но почему не снимают трубку?
Наконец на другом конце ответили. Джованни, пекарь, сам подошел к телефону. Нет, нет, ничего нового пока не известно, Ронни ушел сегодня в пять утра вместе со всеми остальными и собирался лишь захватить кое-какую одежду и сноуборд. Неужели он до сих пор не добрался?
Катрин всхлипнула и объяснила Джованни, что в настоящее время творится в Альпах.
– Мадонна! – только и нашелся сказать он. – Здесь у нас идет сильный дождь – но снегопад? Будем надеяться, с ним ничего не случится…
– Джованни…
– Да… – Он помедлил. – Ну, в общем, он был немного нетрезв. Мы пытались убедить его не ехать, но он был так счастлив, что мы… О, Мадонна!
– Джованни! У вас есть номер моего мобильного? На случай, если вы что-то узнаете?
– Да, здесь у меня на дисплее!
– Позвоните мне сразу же?
– Обещаю!
– Хорошо, я вам тоже!
Катрин отключилась. Она здесь развлекается, наблюдая за похождениями какого-то идиота, а Ронни тем временем пропал. Что же делать?
В строках телетекста ничего не сообщалось о сходах лавин в Арльберге. Пробки, пробки, пробки. Кругом одни пробки. Мелькали сообщения об авариях на дорогах, но, естественно, подробности нигде не раскрывались. Не будет же она обзванивать каждый пост дорожной полиции между Линдау и Штутгартом и каждый участок жандармерии между Штубеном и Брегенцем? А если он поехал в объезд Боденского озера через Швейцарию? Или по дороге Штутгарт – Ульм – Линдау? Есть сотни способов добраться сюда, но Ронни у нее только один!
Катрин была близка к тому, чтобы заплакать. Может, позвонить его матери? Нет, это совсем глупо. Девушка почувствовала, что сходит с ума. Она подумала: с кем можно поговорить, кто мог бы утешить ее? Ей вспомнилась Эли. Она в первый день была так мила с ней, но в последнее время Роксана всегда была одна. Наверное, Эли уехала, как жаль.
Никому из мужчин она не доверит свои тревоги. Жана это вряд ли заинтересует. Матиаса тем более. Бруно был для нее совсем чужим человеком, Руди слишком тщеславен, Микки несимпатичен, Элко вообще противен, у Фреди, как у хозяина отеля, были совсем другие заботы. Может быть, Оливер? Да, Оливер. И от него она определенно могла услышать историю сенсационной измены Элко.
Через несколько минут Катрин снова была внизу. У стойки администратора никого не было, видимо, все осознали, что изменить ситуацию не в их силах и остается только ждать. Сквозь стеклянную входную дверь Катрин посмотрела на улицу. Снег шел не переставая.
Служащие отеля были заняты расчисткой, чтобы освободить подъезд к главному входу. В данный момент это была их единственная работа. Новых гостей не ожидалось. Наверное, хотя бы одну такую непогоду в жизни нужно пережить. Особенно это прекрасно в Рождество. Впрочем, когда Катрин вспоминала себя маленькой, ей казалось, что такие снегопады в ее детстве были совсем не редкостью. И огромные сугробы на улице она каждую зиму видела в детстве. Хотя они, должно быть, казались большими лишь от того, что она была совсем маленькая.
Катрин вышла на улицу и, отойдя несколько шагов от подъезда, огляделась. На крышах домов и на крыше отеля снег лежал огромными шапками. А вдруг от такой массы снега крыша рухнет? Катрин задумалась и скрестила при этом руки на груди: было холодно, а она выскочила в одном тонком свитере. Все-таки, решила она, обрушение крыши – дело маловероятное. Но ни в чем нельзя быть уверенной до конца.
Она как раз хотела вернуться в дом и поискать Оливера, как услышала свое имя. Откуда могли кричать? Катрин окинула взглядом фасад здания; все окна в номерах были закрыты.
– Да здесь, внизу, наклонись!
На уровне ее ног находилось зарешеченное окно, и оттуда Матиас кивал ей.
– Мы в камере хранения для лыж, спускайся!
– Что вы там делаете, в камере хранения? Ведь ни один подъемник не работает!
– Не болтай, спускайся!
Это было сказано таким тоном, от которого она обычно становилась упрямой. Но обычно Катрин не застревала в занесенном снегом горном пятизвездочном отеле, где делать совершенно нечего, кроме как болтать несколько часов в хорошей компании. Она надеялась, что время там, внизу, пройдет не без пользы, поэтому подошла к лифту и спустилась в камеру хранения лыж. В помещении было сумрачно, словно призраки, сдвинутые в углу, стояли скамейки и еще какая-то мебель. Когда Катрин в ожидании застыла у входа, рядом заиграли какую-то австрийскую песенку, да так громко, что стеллажи с лыжами задрожали. Катрин осторожно двинулась вперед, наткнулась на что-то и решила подождать, пока глаза не привыкнут к темноте. В этот момент чья-то рука ухватила ее запястье и потащила дальше, в глубь комнаты. Она даже представить не могла, кто это и куда ее ведут.
– Дегустация вина, принцесса, – услышала девушка.
Рука, сжимавшая ее руку, исчезла, а вместо нее между пальцами оказался бокал.
«Интересно, бокал оттуда же, откуда наливал мне Эвальд? – Катрин начала что-то подозревать. – И теперь я в застенках инквизиции?».
Она почувствовала мужскую руку на своем бедре.
– Ну?
Голос был настолько близок, что рот говорившего должен был находиться где-то у ее уха. Катрин быстро повернула голову, но увидела лишь тени.
– Кто хочет вступить в наше братство, должен испить нашей крови!
Катрин содрогнулась.
Остальные заржали, затем загорелось несколько ламп. Свет был приглушенный, но позволял увидеть, кто ее разыграл. Матиас был здесь, не обошлось без Жана, но тут же находились Микки, Лили, Оливер и кто-то еще, с кем она пока не познакомилась.
– Вообще сегодня должны были приехать русские, – произнес один из незнакомцев. – Но я, так или иначе, ни одной еще не видел!
– Дурень, – сказал другой, – они что, должны сами себя похоронить?
Все прыснули, и Катрин стало ясно, что весельчаки сидят здесь не первый час. Рядом возвышалась батарея пустых винных бутылок. Катрин узнала сорт вина: именно то, что она вчера проиграла Жану. Или оплатила, кому как нравится. Пустых бутылок было десять штук. Десять бутылок по 140 евро, сосчитала она, целое состояние. Она была для этого мира либо слишком трезвая, либо слишком бедная.
Жан наполнил бокал Катрин до краев и весело чокнулся с ней. Он был уже хорош, искрился энергией и каждого, кто попадался ему на пути, рассматривал как потенциального партнера для танца. Оливер устроился на краю одной из длинных скамеек и вел беседу с девушкой. Катрин видела лишь ее спину и длинные светлые волосы, но даже не имела представления, кто это. Лили восседала, как обычно не двигаясь, рядом с Микки, который весело трепался о чем-то с Матиасом. Матиас то и дело хихикал. Наверное, Микки рассказывал, что приключилось сегодня с Элко, – они жили по соседству. Катрин могла себе представить этот рассказ.
Сама Катрин была не в настроении участвовать в этом мероприятии. С другой стороны, проводить сумрачные послеобеденные часы у себя в номере в тревожных раздумьях тоже не хотелось. Может, немного поболтать с Лили? Только о чем?