— Это все разговоры! — махнула рукой Ираида, — Подкузьмил меня родственник. Отмахала такое расстояние попусту. Так сигарет у тебя нет?
— Махорочные, может, где-то есть. Поискать? — Мануилов врал, он не курил, и в доме у него не было сигарет.
— Не надо. Я «Джебл» курю.
— А кто твой родственник-то?
— Кто? Прорехов, твой дружок. Баламут несчастный.
— Так что он говорил-то тебе? — стал допытываться Мануилов.
— Какое это теперь имеет значение? Слушай, ты давно на Чукотке и так и не накопил денег? Почему?
— Пил.
— По тебе не видно. Не ври!..
— Пил не сильно, а понемногу. Потом работа, — не шибко разгонишься.
— В сторожах-то?
— Да, в сторожах.
— Ты же в ресторане еще зашибал?
— Гроши. А люди, поди, думают тыщи. Народ пошел завидущий.
— Да, так уж люди все устроены. Ты наливай, коньяк тут хороший, — она скосила глаза на бутылку и прочитала по слогам: — «Ка-с-пий». Раньше мне не доводилось его пить.
— Значит, решили меня обвахлать? — спросил тихо Мануилов, не спеша наливая в стаканы.
— Как обвахлать?
— Ну, если бы у меня были деньги…
— Чего без толку языками чесать? — перебила она. — Если б были, тогда можно бы и чесать.
Она потянулась торопливо к стакану и опять стала медленно, беззвучно почмокивая губами, сосать коньяк.
Мануилов разом осушил стакан, кашлянул и с аппетитом принялся есть колбасу. Теперь он решил твердо и, как говорится, бесповоротно расстаться с этой женщиной.
— Как же со мной-то? — закусывая, спросила она. — Заманули и что дальше?
— Я куплю тебе обратный билет, — спокойно сказал Мануилов. — Дам на дорогу.
Она глянула на него вытаращенными, изумленными глазами и все поняла. Она кинулась к Мануилову, прижалась головой к его груди и, дрожа вся, зашептала:
— Ваня… Ваня, милый!..
— Чего уж? — Мануилов засмеялся сухо и холодно. — Если не хочешь тут тормознуться, то давай прямо и махнем в аэропорт. Я тебе билет куплю и все, как положено. Завтра будет поздно, я пожалею денег. Ты еще не знаешь, я очень жадный до них.
Она поднялась, поправила платье, вытерла платочком лицо и стала одеваться.
Уж дорогой, когда они ехали в пустом автобусе в аэропорт, она пыталась уговорить его дать ей возможность побыть в поселке еще несколько дней, чтобы можно было приглядеться как следует друг к другу. Мануилов не соглашался. Он был тверд как кремень, потому что боялся: если она с Прореховым примется по-настоящему уговаривать его, то рано или поздно он сдастся и уж тогда… И еще что-то было в этой женщине откровенно бесстыдное, что будоражило его сознание, что могло в конце концов тоже сломить его твердость.
В аэропорту Мануилов купил билет для Ираиды, посадил ее в самолет, который отлетал на Москву в два часа ночи, и рано утром вернулся домой. Весь день он спал как убитый, и, когда Прорехов настойчиво стучал в его дверь, он поленился встать и открыть ему.
Дружба между охотоведом и Мануиловым оборвалась. При встрече Мануилов не здоровался, и тот отворачивался в сторону. Позже Мануилов отпустил широченную бороду, отрастил волосы и стал опять походить на шестидесятилетнего старика. Потом он устроился вахтером в поселковый Дом культуры и начал зондировать почву на предмет возвращения на работу в ресторан. И ни разу он не подумал о том, ради чего это делает.
Во саду ли, в огороде…
Бесцветов сидит на крыльце — курит.
Ночь тугой холстиной застыла над головой. Изредка темноту рассеивает мутноватый, зыбкий свет далекой луны, выныривающей из рваных облаков. Луна светит недолго, тотчас облака, неизвестно куда торопливо бегущие, закрывают ее. В эти короткие минуты, отнятые светом у темноты, мир вокруг преображается. Мягко блестят, словно игрушки на незажженной елке, листья на старом тополе у дома, лужицы на асфальтовой дорожке, соседний дом с холодным отсветом на узких окнах, утопающий в зелени, неожиданно выплывает из темноты и кажется в зарослях каким-то огромным белым чудовищем.
Вчера, когда Бесцветов получил вторую половину денег за дом и положил их на сберкнижку, он не чувствовал тревоги. Спокойный, деловой и очень рассудительный человек, каким сам себя считал Бесцветов и каким считали его знакомые, он отрезал то, что уж было не семь, а сто семь раз отмерено, выверено, продумано.
Продать дом и переехать в город Иван Николаевич решал не один год и не два. Шутка ли, бросить все нажитое и уехать черт-те куда! Хотя черт-те куда не совсем верно, потому что в городе, куда Бесцветов собирался, он бывал много раз.