Сейчас оленуха больше всего боится надвигающейся пурги. Она заботилась не о себе, а о том, кто был в ней, кто все требовательнее и настойчивее пытался появиться на свет.
Боль пугала оленуху, но не так, как прежде. Она уже свыклась с ней, принимала ее безропотно, как принимала все пожалованное тундрой: холода, пурги, оттепели, гололед, погоню волков.
Временами оленухе чудилось, что в воздухе носится какой-то странный, вовсе не пугающий ее, а наоборот, даже знакомый запах.
Она видела себя теленком средь огромного стада оленей. Тот, кого стадо слушалось, кому подчинялось, ходил не спеша среди пасущихся животных, и от него исходил запах дыма и еще чего-то, чем пахло только это двуногое существо.
Пошел снег. В серости ночи его не видно. Оленуха не ощущает, как он садится на спину и бока, но, вдыхая похолодевший воздух, чувствует приятный и тревожащий запах холодной чистоты.
Снег быстро покрыл тонким слоем слегка подмороженную землю. От этого все вокруг приняло светлый, зовущий к покою вид. Отчетливо стали заметны темные, неподвижные, как бы вновь намертво схваченные морозом кусты в низине, на берегу реки, исходившей мутной синевой.
Послышался легкий, далекий хруст не то снега, не то сломанного сучка. Оленуха вытянула голову, напрягла подрагивающие, чуткие уши. Еще хрустнуло и затихло. Она опять почувствовала тот, с давних пор знакомый ей горьковатый и неприятный запах. Почувствовала на одно мгновение и не поняла, на самом ли деле этот запах присутствует или опять возник только в ее памяти.
Вновь медленно, будто просачиваясь извне, из грядущей, ожидающей пургу ночи, стала наступать боль. Она росла, как бы налипала в брюхе вязкими и изменчивыми слоями. Слезы текли из отражавших только дымчатость снегов глаз оленухи. Животной приглушенно, протяжно, с переломами застонало.
Снег шел уже крупными, тяжелыми хлопьями, ветер крутил и гнал его куда-то в бесконечную седую даль. Снежинки падали, но не облегчали боль.
Потом разом пришло облегчение. Страх, что боль может вернуться, заставил подняться, ноги дрожали, мучила жажда. Важенка хотела пойти к снегу, как ходила не раз, но почувствовала рядом, у задних ног, что-то живое. Она равнодушно повернулась и ткнулась носом в мягкий, влажный, еще горячий комочек плоти, пахнущий пока ею самой. Она стала нежно, заботливо облизывать это беспомощное существо, и снова слезы потекли из ее огромных фиолетовых глаз, теперь уже не от боли, а от чего-то другого, от избытка: других, ранее неведомых ей ощущений.
Крохотное существо упорно, точно в этом была цель его появления, пыталось подняться. Теленок вскидывал зад, как это делают взрослые животные, но тонкие, будто травинки, ноги не держали его. Оленуха все лизала и лизала влажную шерстку, перегоняя ее маленькими волнами от зада к голове, пьянея от материнской ласки. Она забыла о жажде, все время мучившей ее, о страхе перед непогодой, о собственной слабости, о времени, голоде и опасности. Теплый, беспомощный комочек был теперь важнее всего, он был смыслом жизни, неотделимой частью самой оленухи.
Порывы жестокого ветра становились все сильнее и сильнее. Белой кашей забило плоские дали низины.
С огромной высоты Анадырская низменность, примыкавшая с одной стороны к Корякскому плоскогорью, а с другой — к горам хребта Пекульней, казалась укрытой тугим белым покрывалом, прячась от губительной пурги, здесь отстаивали свою жизнь птицы и звери.
Вой ветра раздражает волчицу, голод от этого еще нестерпимее. Всматриваясь горящими глазами в серое, мерцающее пятно выхода из логова, волчица поскуливает, как бы негодуя на непогоду. Она знает, что пурга может дуть несколько дней и тогда голод окажется сильнее ее — он отнимет остатки сил.
Волчица осталась одна. Тот, кто был отцом ее волчат, так ощутимо теперь бившихся в утробе, погиб. Он должен был спасти волчицу от голода, он не дал бы погибнуть тем, кто зачался от его плоти.
Это было зимой, в солнечный тихий день, когда их стая резвилась на небольшом озере, зажатом щетиной сохлого кустарника. За несколько дней до этого волчиху выбрал молодой, широкогрудый сильный волк. Она была довольна избранником, понимая, что именно такой высоконогий и быстрый отец нужен ее будущим волчатам, ибо сама уж не могла охотиться столь успешно, как прежде.
Огромная рокочущая птица неожиданно, стремительно вынырнула из-за небольшого леска, отрезав волкам путь к спасению. Они кинулись по руслу реки к сопкам, где можно укрыться в скалистых ущельях и забитых кустами распадках. Стальная птица метала в них огонь и свинец. Первыми погибли более сильные волки: они ушли далеко вперед. Пока птица разворачивалась, сотрясая небесную синеву ревом, волчица успела убежать по оврагу к лесу и затаиться там. Молодые волки, в числе которых был и тот, кто избрал волчицу, продолжали настырно бежать по руслу реки, навстречу своей гибели.