– Пошла в туалет, – сказала она слабым голосом.
В грязном незапирающемся туалете ее опасения подтвердились. Она медленно вернулась к столу. Один взгляд на ее лицо сказал Лиони и Ханне, что что-то не так.
– Тебе плохо? – с тревогой спросила Ханна.
– Что-нибудь не то съела? – забеспокоилась Лиони. Эмма потрясла головой.
– Просто пришли месячные, – ответила она. – Я надеялась, что беременна, я была уверена, что на этот раз… – Она заплакала и с трудом проговорила: – Оказалось, что нет. Она села рядом с Лиони, которая тут же обняла ее.
– Ах ты, бедняжка! – запричитала она над ней, как обычно делала, когда дети болели или были расстроены.
Обнимая Эмму, Лиони ощутила, какая она худенькая. Не элегантно стройная, какой хотелось бы быть Лиони, а просто кожа да кости.
– Милая ты моя, я знаю, это ужасно. Но ты еще такая молодая, у тебя много лет впереди… – утешала ее Лиони, надеясь, что говорит правильные слова. – Многим парам требуются месяцы, чтобы зачать ребенка.
– Но мы уже три года пытаемся, – выговорила Эмма между всхлипываниями. – Три года – и ничего! Я знаю, это из-за меня. Что я буду делать, если не смогу родить ребенка? Ну почему я не такая, как все? Вот у тебя трое детей, почему же я не могу родить хотя бы одного?!
Лиони и Ханна переглянулись. Сказать было нечего. Лиони постаралась припомнить, что она читала о бесплодии. Вроде бы ей попадалась статья о паре, которая завела детей, когда перестала изводить себя и расслабилась. А Эмма, ко всему прочему, такая худая. И нервничает постоянно. В таком состоянии ей ни за что не забеременеть.
– Ты слишком хочешь ребенка, это может иметь отрицательные последствия, – наконец заявила она. – Надо успокоиться, тогда все получится. – Ее слова прозвучали так же неубедительно, как сказка о Санта-Клаусе, рассказываемая во всем сомневающемуся десятилетнему ребенку.
– Почему я не забеременела сразу же, как мы поженились? – рыдала Эмма. – Мы тогда и не очень старались. Или до свадьбы. Пит ужасно боялся, что презерватив лопнет, и я залечу. Говорил, что мой отец его убьет. Может, это наказание за то, что мы спали вместе до свадьбы или… Я не знаю! – Она в отчаянии подняла залитое слезами лицо.
В чем дело? Я не слишком верующая, но я бы целыми днями молилась, если бы знала, что это поможет!
– Никто тебя ни за что не наказывает. Не глупи, – сказала Ханна. – Посмотри на меня. Я тебя на пять лет старше, но до сих пор не встретила мужчину, от которого мне захотелось бы иметь ребенка. Так что твоя ситуация неизмеримо лучше. Если верить твоей теории о наказании за какие-то проступки, то я, очевидно, совершила нечто ужасное, раз мне попался Гарри, который меня бросил. А теперь у меня на горизонте даже нет ни одного перспективного мужика, от которого мне захотелось бы родить.
Она не добавила, что дети в ее планах на будущее вообще не фигурируют, есть этот перспективный папаша или нет. Эмма начала понемногу успокаиваться.
– Возможно, надо попытаться узнать, что не так, – предположила Лиони. – Даже если есть какая-то проблема, врачи сейчас творят чудеса даже с бесплодными женщинами.
Эмма печально покачала головой.
– Я не могу так поступить с Питом. Это же кошмар! Я видела программу по телевизору, и… – Она вытерла глаза ладонью. – Он не знает, как я переживаю. Он любит детей и не понимает, что если их нет три года, то нет уже и надежды. Я не могу ему об этом сказать.
Лиони и Ханна с тревогой взглянули на нее.
– Ты не обсуждала это с мужем? – мягко спросила Ханна.
– Он знает, что я хочу ребенка, но я не могу признаться, насколько сильно я этого хочу.
– Почему? – удивилась Лиони. – Ты должна с ним поделиться, он ведь тебя любит.
Эмма беспомощно пожала плечами.
– Я все думаю, что, если я буду молчать, проблема будет существовать только в моем воображении, и я в конце концов забеременею. А если мы начнем принимать меры, я узнаю, что это моя вина, что у меня никогда не может быть детей… Я этого просто не переживу!
– Дамы, нам пора! Автобус прибыл!
Все трое вздрогнули, услышав резкий голос Флоры, и только тогда обратили внимание, что все вокруг уже собирают вещи и встают. Ханна махнула официанту и быстро расплатилась за вино, отмахнувшись от предложения Лиони внести свою долю. Эмма не произнесла ни слова.
Они сели в автобус в подавленном настроении. Ханна уставилась в окно. «Что со мной такое? – думала она. – Почему я не хочу детей с такой же страстью, как Эмма их хочет? Я ненормальная?» Дети никогда не были частью ее жизненного плана, нацеленного всегда на одно – обеспеченное будущее. Никогда больше не зависеть от мужчины, как зависела от их никчемного отца ее мать. Все эти годы с Гарри были трагической ошибкой, она расслабилась, считала себя практически замужем, забыла о своих амбициях и о том, что мужчина чаще всего не оказывается рядом, когда он больше всего нужен. Но с этим покончено. Она сделает карьеру и никогда впредь не будет нуждаться в мужчине!
Лиони, Эмма и Ханна сидели на палубе парохода, направляющегося в Луксор, и следили, как золотой диск солнца тонет в бескрайних водах Нила. Перед ними стояли бокалы со слабеньким коктейлем. Это было самое приятное время, чтобы посидеть на палубе и посмотреть на проплывающие мимо долины. Стало немного прохладнее, и дул легкий ветерок.
Шел предпоследний день их круиза, и им хотелось все запомнить и никогда не забывать. Следующий день у них был расписан с утра до вечера. Флора сказала, что у них не будет свободной минуты, и посоветовала воспользоваться этим вечером для отдыха. Девушки с радостью послушались. Родители Эммы решили поиграть в карты после обеда, причем Джимми сделал все возможное, чтобы убедить дочь к ним присоединиться. Но она отказалась.
– Я лучше позагораю, папа, – твердо сказала она. Он искренне удивился:
– Но разве тебе не хочется побыть с отцом и матерью? Ханна и Лиони быстренько допили свой кофе и начали подниматься, не желая смущать Эмму своим присутствием во время ее перепалки с отцом. Но Эмма нуждалась в их поддержке.
– Папа, – спокойно сказала она с непривычной стальной ноткой в голосе, – конечно, мне нравится быть с тобой и мамой, но мы же не срослись бедрами. Я хочу позагорать и не хочу играть в карты. Так что желаю вам получить удовольствие.
Эмма встала и поцеловала отца в щеку, стараясь смягчить резкость своего отказа. Это сработало – отец промолчал, что было на него не похоже. «Наверное, он просто обалдел от неожиданности», – догадалась Ханна. Если бы она была психологом, то написала бы огромную статью о Джимми О'Брайене. Она наблюдала на ним пять дней и пришла к выводу, что он ужасный человек с сильно завышенной самооценкой.
В среду он оскорбил прелестную молодую исполнительницу танца живота, которая приехала на пароход со своим оркестром. Он заявил, что ей стоило бы что-нибудь на себя надеть, а не мотаться по залу, тряся вываливающимися телесами, как обычная потаскушка. Только вмешательство Флоры предотвратило международный скандал, потому что у руководителя оркестра был такой вид, будто он собрался разбить свою электрогитару о голову Джимми.
– Не надо грубостей, – сказала Флора и увела чету О'Брайенов в дальний угол бара, где ей в течение десяти минут пришлось слушать лекцию на тему: «Позор, что эти люди в свое время не приняли католичество». Эмма сидела красная до корней волос и боялась поднять глаза на танцовщицу.
«Такому человеку, как Эмма, никогда не удастся противостоять отцу», – поняла Ханна, отпивая еще глоток коктейля. Мамаша же ее просто странная. То болтает без умолку, то умолкает и сидит, уставившись в пространство с отсутствующим выражением лица.
– Обычно она не такая, – однажды шепнула ей Эмма, когда Анна-Мари прервала на середине фразу и принялась что-то мурлыкать под нос. – Папа говорит, все дело в жаре, но я все равно не понимаю, что с ней случилось.
Три женщины великолепно провели время, загорая на верхней палубе, читая, болтая, попивая минеральную воду и слушая бесконечно повторяющиеся записи, доносящиеся из усилителей в баре. Человек, ответственный за музыку на пароходе, явно имел в своем распоряжении небольшое количество записей и поэтому ставил в основном хиты семидесятых годов или песни из старых мюзиклов.