– В чем же будут состоять мои непосредственные обязанности?
– Видите ли, у нас никогда раньше не было менеджера в офисе. Джиллиан кое-как справлялась, но дела шли ни шатко ни валко. Нам нужен толковый работник, который все наладит, напечатает брошюры для аукционов и так далее. Кроме того, чтобы ничего не случилось, нам требуется всегда знать, где в данный момент находится тот или иной агент. Когда ваши люди самостоятельно показывают дома, вы постоянно должны думать об их безопасности. Я хочу, чтобы с агентами-женщинами связь поддерживалась каждый час. В общем же, я уверен, вам все эти задачи по силам.
– Спасибо, – коротко ответила Ханна.
– А теперь, пожалуйста, если вернулась Донна Нельсон, пришлите ее сюда. Мне нужно с ней поговорить.
Ханна порадовалась, что ей придется работать непосредственно с Дэвидом Джеймсом. Судя по всему, он был прямым и решительным человеком, не склонным к болтовне. Именно с такими людьми Ханна любила работать.
Джиллиан умирала от любопытства.
– Правда мистер Джеймс душка? – вздохнула она. – Он недавно развелся и все никак этого не переживет. То есть иногда с кем-то встречается, но ничего серьезного. Мне кажется, он очень одинок, вы этого не почувствовали?
Ханна почувствовала только одно: Джиллиан с радостью даст пинка и бедному муженьку Леонарду, и талантливому Клементине, если ей подвернется возможность утешить мистера Джеймса каким-нибудь неплатоническим образом.
К концу дня Ханна познакомилась со всеми агентами филиала. Ей больше всех понравилась Донна Нельсон. Шикарная деловая женщина с модной прической, в строгом синем костюме, она явно опасалась Джиллиан и скупо улыбнулась Ханне. В улыбке ясно читалось: «Она говорила вам обо мне, верно?»
Ханна тепло улыбнулась в ответ и сказала:
– Наверное, нам надо будет поговорить где-нибудь на неделе. Я хочу знать, как у вас тут налажена система телефонных звонков.
– Это было бы замечательно, – согласилась довольная Донна. Очевидно, ей до смерти надоела резкая манера Джиллиан отвечать по телефону, и она порадовалась, что появился человек, способный ответить на звонок, предварительно не откусив нос звонящему.
Между тем Ханна уже поняла, что дела в филиале идут неважно. К тому же ледяной голос Джиллиан наверняка заставлял потенциальных клиентов искать себе других агентов. Особенно резкий ответ получил клиент, которому нужна была Донна.
– Когда у нее будет время, она вам перезвонит, – буркнула Джиллиан и, повесив трубку, неодобрительно заметила: – Личный звонок.
Ханна промолчала, но поклялась, что, когда она займется офисом, все пойдет по-другому. Ни одна ее секретарша не позволит себе грубить по телефону.
Перед уходом из филиала Дэвид Джеймс ненадолго остановился около нее.
– Ну как, входите в курс? – спросил он.
Ханна спиной почувствовала, как выпрямилась Джиллиан, надеясь, что и ее заметят.
– Все хорошо. Думаю, за несколько дней я во всем разберусь, хотя с таким коммутатором очень легко пропустить звонки. Тот, что стоит в «Триумфе», значительно современнее и лучше, – честно добавила она.
Она заметила, что Джиллиан едва не потеряла сознание от шока: новенькая позволяет себе говорить такие вещи хозяину! Но Дэвид Джеймс лишь кивнул.
– Я поговорю об этом, – пообещал он. – До свидания. – Вы смелая женщина, должна я вам сказать! – фыркнула Джиллиан, когда он ушел. – Мистер Джеймс не любит, когда его беспокоят по таким мелочам.
Ханна только пожала плечами.
Домой она ехала довольная, уверенная, что справится с новой работой. И теперь этот чертов Гарри испортил ей все настроение!
Повесив пальто на вешалку, она вошла в гостиную и распечатала конверт.
Дорогая Ханна!
Как делишки, детка? Надеюсь, ты уже подмяла под себя весь гостиничный бизнес в Дублине. Я ведь тебя знаю.
Я все еще брожу по Латинской Америке. Только что провел пару недель в Б.А. (это Буэнос-Айрес, девочка).
– Девочка! – прорычала Ханна. Как он смеет называть ее девочкой?
Я путешествую с несколькими ребятами, и мы собираемся пробыть здесь еще месяц, прежде чем отправимся в Чили…
Ханна читала строчку за строчкой пустой болтовни – все полная чепуха, ничего личного, ни намека на то, с чего это он вдруг написал ей через год. Ей не нужны были от него никакие письма. По крайней мере, сейчас. В первые месяцы после его побега она все бы отдала, лишь бы что-нибудь узнать о нем. Хотя бы открытка, телефонный звонок, несколько слов – скучаю, жалею, что уехал… Если бы он тогда позвонил и позвал ее к себе, она бы все бросила и села бы в первый самолет на Рио-де-Жанейро. Не имело значения, что она сама выкинула его из квартиры, когда он заявил, что уезжает, неважно, что она обозвала его слизняком, который боится взять на себя обязательства, и заявила, что никогда не захочет его видеть. Она слишком по нему скучала.
Впервые в жизни Ханна обнаружила, что, если ты кого-нибудь очень сильно любишь и тоскуешь по нему так, что просыпаешься среди ночи, выкрикивая его имя, ты все равно мечтаешь, чтобы этот человек вернулся, и плевать на то, что он сделал или сказал.
Ханна даже не дочитала письмо до конца, сложила его и сунула в ящик стола. Она не хотела думать о Гарри. Она даже не хотела вспоминать, как он выглядит…
Одиннадцать лет назад он был весьма привлекателен – эдакий вечный студент. Темные волосы спускались до воротника, а в дождь бурно вились, уголки бледно-голубых глаз были слегка опущены, придавая ему потерянный вид, подвижный рот умел хитро улыбаться. Он всегда носил просторные куртки и мешковатые брюки, которые казались двумя размерами больше, чем требовалось. Но все это были составляющие его шарма. Маленький мальчик, которого каждой женщине хотелось прижать к груди.
Ханна была ему матерью долгих десять лет – с того первого дня, когда он в «Макдоналдсе» облил ее чистую форму продавщицы косметики молочным коктейлем с клубникой.
– О господи, простите, пожалуйста! Давайте я вам помогу… – бормотал он с выражением невинного сожаления на лице, пока они оба таращились на остатки молочного коктейля, стекающего с Ханны на пол.
И она пошла с ним к туалетам, даже не подумав, что идет с незнакомцем, не удивившись, когда он вслед за ней вошел в женский туалет и попытался с помощью туалетной бумаги стереть следы коктейля.
Конечно, ей не следовало соглашаться выпить с ним в тот же вечер. Но Ханна, настоящая дочь своей матери, даже в двадцать семь лет была слишком наивна, и на нее произвело неизгладимое впечатление то, что он работает в «Ивнинг пресс». Дома, в Коннемаре семейство Кэмпбелл читало только две газеты: местную «Уэстерн пипл» и «Санди пресс». Она видела, как мать подкладывала газеты в гнезда несушкам или стелила их перед дверью, чтобы мужчины после работы не пачкали пол. Но чтобы встречаться с кем-то из газету?
Разумеется, когда мать Ханны увидела Гарри, в восторг она не пришла, но было уже поздно, Ханна влюбилась и уже воображала, как идет рядом с ним по проходу в церкви в чем-то белом, улыбаясь для фотографии, которая потом появится в «Санди пресс». «Вместе в богатстве и бедности, вместе в беде и радости…» Ханне нравилась эта идея: в ней ощущалась стабильность.
Но Гарри жениться не собирался.
– Я свободный художник, Ханна, и ты всегда это знала. Мне казалось, что именно эта черта тебе во мне нравится, – заявил Гарри, пока она таращилась на него с отвисшей челюстью, услышав, что он собрался в Латинскую Америку.
– Да, но до сих пор твое понятие свободного художника сводилось к музыкальным фестивалям, покупке альбомов Хендрикса и неоплате телефонных счетов до тех пор, пока нам не грозились отключить телефон! – крикнула она, когда наконец обрела голос.
Гарри пожал плечами.
– Я не становлюсь моложе, – сказал он. – Не хочу тратить свою жизнь впустую. Эта поездка – как раз то, что требуется. Я тут загниваю, Ханна. И ты тоже.