В. продолжал беспредметно глазеть в окно. Там под прохладным вечерним ветром тревожно размахивал верхушкой высокий клен, он с любопытством заглядывал в комнату, нес с собой прозрачные сумерки.
Пора было зажигать свет. Но жена писателя Нина уже укладывала дочку спать. Девочка капризничала, крутилась на постели, никак не могла угомониться.
— Живот болит. Чем-то накормили. Может, рано еще ей сыр давать? — вслух рассуждала жена. — Ты сыр-то покупал — спрашивал, свежий или нет?
Писатель прошелся по ней еще не остывшим взглядом, возвращаясь откуда-то из других, далеких мест. Опознал, вспомнил; перевел на свой язык ее сообщение; сообразив, что нужно ответить, перевел обратно:
— Сказали: свежий. Ну так они и соврут — недорого возьмут.
Жена покачала головой.
— Надо укропу заварить.
В. отправился на кухню заваривать укроп, принес оттуда таблетку активированного угля и дал девочке. Она приглушенно захрустела таблеткой, перетирая ее недавно прорезавшимися зубками, а потом выплюнула черную слюну на воротничок рубашки и заплакала.
— Да-а, ночка будет беспокойная, — сказал В., глянув на часы. Уголь он вытер платком.
— Нам не привыкать, — зевнула жена, скидывая халат и натягивая коротенькую прозрачную ночнушку. Глядя на эти соблазны, В. нервно сглотнул:
— Да уж.
Через полчаса укроп сделал свое благое дело и девочка заснула усталым сном, но все всхлипывала и тяжело вздыхала. Прикорнула и Нина. Она использовала для отдыха каждую свободную минуту — правильно делала. В. постоял в раздумье на середине комнаты, полюбовался на спящих. Какие же они у меня красивые, подумал писатель. Что большая, что маленькая. Обе маленькие. Девочки мои… Их сонное спокойное дыхание он слышал прекрасно. Как выяснилось за последние полтора года, это была лучшая музыка на свете.
В. опустился в кресло. Ему хотелось спать, но еще не слишком. Жаль было тратить время на сон, лучше попробовать продолжить рассказ. Подождав десять минут для верности, он встал и направился в свой угол, чтобы запустить компьютер.
Но вместо рассказа он вдруг вызвал из железной памяти компьютера свой дневник и гневно, словно кому-то что-то доказывая, стаи тыкать пальцами в клавиатуру.
«Чем дальше идет время, тем большее желание возникает открыть ту единственную главную книгу, где написана вся правда, и прочитать ее, наконец. Но что это за книга и где мне ее взять?..
Сегодня окончательно сформулировал: мою жизнь можно смело назвать "Ожиданием выходных". Внешняя, официальная работа мне неинтересна, и я живу нормальной жизнью лишь два дня в неделю, по выходным, да один месяц в году, когда отпуск. Я там чужой, и все знают, что я чужой. Уже не могу просто смотреть людям в глаза, словно в чем виноват. Чувствую себя, как Штирлиц в тылу врага. И они это видят и задают один и тот же безмолвный вопрос: "Какого лешего ты здесь делаешь?" Так имеет ли это смысл? И неужели я должен мечтать о пенсии? Ведь тогда я буду ни на что не годным стариком. Разве я живу на свете для того, чтобы заработать себе пенсию? Это невозможно! Но большинство людей живет именно для этого. Они тратят свою единственную жизнь, чтобы в старости получать мизерные гроши от скупого государства! Господи, как это нелепо. И еще нелепее: один из этих людей — я. Самое правильное, что следовало бы предпринять мне, озаренному этой простой и очевидной мыслью — мгновенно уволиться с работы и заниматься своим настоящим делом, то есть литературой. А насчет пропитания не беспокоиться, как это и рекомендовал Христос. В конце концов, многие люди годами не получают денег и как-то живут, неужели я не смогу? Однако я прекрасно знаю: в понедельник проснусь по звонку будильника и побреду опять в свой цех, поднимать с колен падшую, словно девка, российскую экономику. Вот единственная светлая мысль, единственное оправдание, которое я придумал своему оскорбительно нелогичному поведению… А хуже всего, что и в богемной тусовке мне не место, не люблю я это, терпеть не могу. Недавно зашел на выставку одного художника. По стенам в умышленном беспорядке были там криво развешаны непонятные картины. Я не смог выяснить, что изображает хотя бы одна из них. Случайно познакомился с автором, разговорился, сказал, что вот, тоже пишу, только не кистью. Он пьяненький был, такой маленький, все рыженькими бровками моргал да тряс длинной оранжевой бороденкой. И минуты через две вдруг он мне говорит: не пиши прозу. Работай на заводе, делай там что-нибудь, что ты там делаешь? гайки точи, что ли. А прозу не пиши, не надо. Не зная ни одной моей строчки, просто так, взял и сказал. Посоветовал. Великий Художник, обороняющий бастион высокого искусства от варваров. На Олимпе тесновато, понятно, зачем нужны конкуренты? А может, просто пожалел… Нет мне места, нет покоя, Господи! Только дома я еще как-то могу быть собой, а больше нигде.