Заветная мечта несчастного доктора сбылась, хотя об этом еще не знал ни он сам, ни уж тем более В.
КРЕСТ
«Многие читатели полагают — в чем я убедился на собственном опыте, — что «я» — это всегда автор. Так, в свое время меня считали убийцей друга, ревнивым любовником жены одного государственного служащего и игроком, которого затянула рулетка. Мне бы не хотелось добавлять к своей натуре черты, присущие человеку, который наставил рога южноамериканскому дипломату, был, по всей видимости, незаконнорожденным и воспитывался в иезуитском коллеже».
Грэм Грин
Смена закончилась. Я вышел из ворот завода, предъявив вахтеру пропуск. Было не холодно. С неба, как из прохудившегося мешка, сыпалась редкая снежная крупка. Она все густела, становилась уже хлопьями, а те пытались залепить мне лицо. Зачем-то поднялся ветер.
Идти мне было мимо складов, мимо свалок и штабелей чего-то железного, тяжелого — не угадать под снежным покровом. Наверняка, чугунные болванки, но может быть, и не болванки — не угадать.
Я искал дорогу покороче. Всегда мне казалось, что она есть, должна быть. Нужно лишь пробраться между штабелями, одолеть пару бетонных заборов, и ты — на остановке. Иначе обходить два километра. Все троллейбусы уедут.
Нырнул между заснеженных гор, богатых выступающими ребристыми краями. Смотрел внимательно под ноги — не дай бог. Убиться можно. Измазал перчатку, неловко ухватившись за торчащий ржавый прут.
За штабелями проходила железнодорожная ветка, полностью забитая брошенными старыми вагонами.
От вагонов были отодраны доски, их двери были распахнуты настежь всем ветрам. От этого зрелища в душе поднималась смутная тревога — запер ли утром квартиру.
Шел вдоль ветки, заглядывая по очереди в каждый вагон. Ничего особенного там не обнаружил. Пара стреляных гильз да лежанка из размокших армейских бушлатов. Наверное, здесь когда-то размещался караул. Или, скорее, пост. Часовой на нем спал, закрыв двери и насторожив уши. Нарушал устав по всем пунктам. Если не поймали его за этим занятием, то он дома уже, спит сколько хочет безнаказанно.
Дальше ветка круто забирала влево, и путь мне перекрыл первый забор из двух. Над ним мрачно вздымалась вышка, окутанная ржавой паутиной колючей проволоки. Вышка была уже много лет необитаема, а возле нее располагался пропускной пункт. Измельчали времена, измельчали… Никто не появился в окошке, чтобы потребовать у меня пропуск. Никто не засвистел и не схватил телефонную трубку, вызывая подкрепление. Я свободно прошел, толкнув турникет, и он сипло свистнул. Последний из могикан.
А вот раньше — да кто б мне это все позволил?! Я бы и сам себе никогда не разрешил…
После забора начиналась свалка. Она тянулась, на сколько доставал взгляд. Это меня озадачило. Я-то думал, что уже почти добрался до места. Так, пожалуй, я выйду к дороге нескоро. Пришлось подняться на ближайший холм.
Оказалось, я не далеко ушел от торных троп. Они были метрах в ста, параллельно моему курсу. Значит, следует брать больше влево, туда, куда загнулась недавно железная дорога. Я вспомнил: она же выныривает из-под забора и пересекает путь троллейбуса совсем рядом с остановкой! Мне в ту сторону.
И я пошел, переваливая с одного холма на другой, как смелый полярник, чей самолет упал в тундре. Жаль, что все было занесено снегом. Как много, должно быть, я пропустил, не увидел и потерял навсегда. Любой индустриальный пейзаж для меня исполнен высокой романтики.
Второй забор был ниже первого, без проволоки и вышек. Непонятно тогда, зачем он был здесь нужен — перелезть его мог и ребенок. На той стороне оказался глубокий котлован, до половины заполненный водою. Вчера был сильный ветер, он очистил лед от снега, и лед оказался неожиданно скользким и гладким. Сквозь него можно было даже рассмотреть мелкие подробности дна. Пересекая котлован, я увидел в одном месте какой-то круглый предмет с (как мне показалось) лениво шевелившимися вокруг него волосами. Голова? Я встал на четвереньки и приблизил лицо ко льду, закрывшись ладонями, чтобы не отсвечивало.
Нет, это была не голова. Я даже испытал легкое разочарование. Ну а если бы и голова — что тогда? Да ничего. Совсем.
Лед кончился, я едва вылез на берег — круто. Теперь идти оставалось недолго, уже можно было различить на грани снегопадной видимости проносящиеся серые тени машин. Дорога.