— Тогда кто же его совершил? Естественно, ты не можешь допустить мысль о причастности к нему Энтони, который мухи не обидит?
— Нет. И я не знаю, кто виноват. Но ее смерть не дает мне покоя… Никак я не могу о ней забыть. Понимаешь, Уинстон, все дело в тех пяти часах. Они мне всегда казались странными, и даже тот полицейский-ирландец назвал их загадочными. Мне рассказывала тетя Дэзи. И я с ним согласна. Они действительно загадочны — и необъяснимы.
— Ты зарыла в землю свое призвание, крошка. Тебе следовало бы писать детективы, — ухмыльнулся он.
— Смейся сколько угодно, Уинстон, но я уверена, что в один прекрасный день правда выйдет наружу. Вот увидишь, — мрачно отозвалась Эмили.
Уинстон насторожился. Сколько он себя помнил, он всегда считал Эмили необыкновенной — умной, тонкой, сообразительной и гораздо более мудрой, чем ее считали многие члены семьи. И с тех пор, как между ними возникли серьезные отношения, он еще больше укрепился в своем мнении. Она часто говорила умные вещи, и Уинстон уже привык прислушиваться к ней и доверять ее оценкам. Именно Эмили настаивала, чтобы он приобрел канадскую бумажную фабрику, и заставила его продолжать зашедшие в тупик переговоры.
К ее словам следовало отнестись со всей серьезностью. Медленно выговаривая слова, он произнес:
— Рассказывай. Я внимательно тебя слушаю. Честно, Пупс, я больше не смеюсь.
Эмили ответила ему благодарной улыбкой.
— Ничто и никогда не убедит меня в том, что Мин торчала у озера столько времени. Я полагаю, оттуда она ушла куда-то, где и продолжила пить. Некто, бывший с нею, очевидно, поощрял ее, а возможно, даже подсунул ей таблетки — ну, чтобы притупить восприятие. Затем, когда она отключилась, ее бросили в озеро, чтобы смерть походила на самоубийство или на результат несчастного случая.
— Послушай, я честно не собираюсь подтрунивать над тобой, но твоя теория кажется несколько надуманной. Кроме того, все известные нам факты говорят о том, что она не покидала поместья.
— Знаю, но точно никто не уверен. А она могла уйти — пешком, оставив машину у озера.
— Ох, Эмили, Эмили, — покачал он головой, беспомощно глядя на возлюбленную. — Ничего не получается. Кому нужно было убивать Мин? И зачем? Где мотив преступления? Я могу задать сотню вопросов, которые не оставят от твоей теории камня на камне. Не сомневаюсь, что Пола так и поступила.
Что она сказала?
— Примерно то же, что и ты… а потом попросила меня выкинуть прошлое из головы — ведь дело закрыто и все обошлось с минимальными потерями. Словом, она отмахнулась от меня. Но как Энтони и Салли будут жить, зная, что Мин лишила себя жизни из-за них? И есть соображение. Уинстон, подумай о Мин. Если она пала жертвой хладнокровного преступления, чему я склонна верить, то ее убийца должен ответить по закону.
Уинстон долго молчал, обдумывая ее слова, потом тихо проговорил:
— Дорогая, не лезь на рожон. Ты ничего не сможешь сделать, и Пола права — дело действительно закрыто, на нем поставлена точка. Ты только разворошишь осиное гнездо, подвергнешь Энтони и Салли новым неприятным волнениям. Я мог бы часами говорить с тобой на эту тему. Пупс, но, — он вздохнул, — сейчас я не чувствую в себе ни сил, ни желания.
— Извини. Мне не следовало бы поднимать эту тему сегодня вечером. — Эмили закусила губу.
— Что ж, давай смотреть правде в глаза, дорогая. Ты действительно выбрала самое неподходящее время. — Он легонько дотронулся пальцем до ее щеки, прочертил линию по шее, груди, пока не дошел до края укутывавшей ее простыни. — Возможно, тебе невдомек, Эмили, но у меня сейчас совсем другие вещи на уме.
Эмили обворожительно улыбнулась, в миг позабыв свои подозрения.
— Я ведь уже сказала — извини. Оставим эту тему.
— Твое желание для меня закон. — Он поставил бокал на столик и вдруг резко повернулся:
— Я бы предпочел, чтобы ты не упоминала о своей… теории в разговорах с Салли.
— Ну, разумеется. Что я, дурочка?
— Вовсе нет. Иди сюда. Я тебя хочу. — И он выключил лампу. Эмили последовала его примеру и юркнула в его открытые объятия, обвилась вокруг любимого, прижавшись к нему всем телом. — Вот видишь, что ты наделала? Из-за твоей кошмарной версии об убийстве я потерял способность выполнить долг любящего жениха. — Он стал гладить ее волосы, отливавшие «золотом в свете огня камина.
— Думаю, что это ненадолго, или я тебя совсем не знаю, — промурлыкала она и, притянув его голову к себе, впилась в его губы страстным поцелуем.
Целуя ее в ответ, он провел рукой по ее телу, по груди, животу и внутренней стороне бедер. Шелковистость ее кожи сводила его с ума. Он снова повел рукой наверх, опустил ладонь на ее грудь и припал губами к соску. Она вцепилась ему в волосы, он ощутил ее сильные пальцы у себя на затылке. Эмили издала тихий стон, когда он прикоснулся кончиком языка к ее затвердевшему соску.
Эмили лежала тихо-тихо и только прерывисто задышала, когда губы Уинстона, оставив ее грудь, скользнули вниз. Он начал целовать ее живот, одновременно рукой лаская ей бедра. От его чувственных прикосновений Эмили бросало в дрожь. Он точно знал, как возбудить ее. Впрочем, он всегда это знал. Со времен их ранней юности он приобрел больше опыта, стал тоньше, лучше узнал женщин. Его рука скользнула ей между бедрами и замерла там. Вдруг резким, неожиданным для нее движением он оказался на ней, подсунул руки ей под спину и приподнял, одновременно войдя в нее и овладев ею. Его губы нашли губы Эмили, и они слились в одно целое. Ее тело неостановимо тянулось к его. Эмили обняла Уинстона за спину и полностью отдалась все усиливающимся ритмическим движениям…
Спустя какое-то время, когда они, обессиленные, лежали в объятиях друг друга, Эмили спросила с улыбкой:
— Интересно, кто пустил эту мерзкую и абсолютно ошибочную сплетню, будто англичане — никудышные любовники?
Уинстон удовлетворенно вздохнул и ухмыльнулся.
— Иностранцы, кто же еще?
Глава 7
День выдался ветреный. Пола шла по дорожке, а потом через лужайку по направлению к тачке, которую она оставила там вчера. Опавшие листья кружились вокруг ее ног. Из-за пелены свинцовых облаков, окрасивших небо в скучный серый цвет, проглянуло солнце, словно сияющим копьем пронзив осеннюю листву.