А может, и ничего, что завтра никто не поедет к маме. Оказывается, даже первый этап лечения не вполне завершен. Не нужны ей лишние впечатления, разговоры. До положительной динамики еще долго — в прошлый раз музыкальный доктор поторопился обрадовать меня…
Стоило вспомнить о музыкальном докторе, и он тут же не замедлил объявиться. Как обычно в последнее время — с номером художественной самодеятельности. Идеей сегодняшнего концерта стало благородное негодование.
— Как вы посмели?! Как вы могли?! Прислать к ней эту психически неуравновешенную девчонку! Возможно, наркозависимую…
— Вы соображаете, что говорите?!
— Дежурная медицинская сестра утверждает, что девица первой подняла шум!
— Вы ошибаетесь, — я сумела-таки прервать его тираду, — беседа Инны Владимировны Векшиной с ее внучкой Еленой записана на диктофон, и поэтому я в курсе содержания их разговора. Девочка вела себя вполне корректно…
— Возможно, бред был спровоцирован… — Доктор назвал незнакомый мне медицинский термин. — Но мы не виноваты, мы ни при чем. Она шла на поправку, вы сами видели в прошлый раз…
— Да, в прошлый раз она ничего такого не говорила, но…
— И не будет! Не будет больше. — Провал наступательного маневра окончательно перепугал доктора, и теперь он юлил и изворачивался. — Я жду вас в понедельник в любое время. Прежде чем подниматься к Инне Владимировне, зайдите на секунду ко мне. Я вам все, все объясню.
Ну хватит! Довольно с меня художественной самодеятельности! Зайти-то мне к нему, конечно, придется, но теперь я буду умней: поеду в клинику не одна — попрошу помочь Лизиных знакомых психиатров. И пусть он только рот посмеет открыть! Так и скажу: мне не нравится, когда меня водят за нос, хочу знать истинную картину состояния здоровья моей матери!
Лиза легко согласилась мне помочь:
— Завтра вечером я точно скажу, смогут ли они подъехать в понедельник. Смогут, скорее всего. Клиника у них новая, пациентов немного. Вроде как у нас в салоне, — добавила она с легким смешком.
Выработав более или менее логичный план, я посчитала мамину проблему исчерпанной. Дальше буду действовать по обстоятельствам. Возможно, придется сменить клинику, это я тоже имела в виду. Будем надеяться, что Лизины врачи — люди более сведущие и в их заведении мама быстрее пойдет на поправку. Это, конечно, крайний вариант. В идеале хорошо бы завершить курс лечения у музыкального доктора, и чем скорее, тем лучше.
Еще несколько дней назад я готова была ждать сколько угодно — главное результат. Но теперь, сказать по правде, мне хотелось лишь одного: забыть белые коридоры клиники, названия лекарств, наглые уловки медицинского персонала, искаженное бредом мамино лицо. Все, что можно было сделать, я сделала, а дальше — оставьте меня в покое! Мне пора в свою жизнь.
Я возвращалась к этим мыслям во время вечерней прогулки с Глебом. Ночью в гостинице и утром в машине. Иногда делалось болезненно жаль маму. Все предали ее: отец, Лешка, а теперь отступилась и я. Но эти короткие импульсы — угрызения совести, казалось, исходили откуда-то извне и не достигали глубин моего сердца. Оно было переполнено радостью, красотой, любовью, яркими впечатлениями — для горьких чувств и переживаний элементарно не оставалось места…
Поздним утром воскресного дня мы наконец-то добрались до Волги. Стоял первый по-настоящему летний день. Отраженное в реке солнце слепило глаза, но вода была обжигающе холодной. Мы гуляли босиком по песку, стараясь не попадаться в лапы накатывающим на берег ледяным волнам, перепрыгивали через них, смеялись. А в это время очередной катер, проносящийся мимо, поднимал новые бурунчики на водной поверхности.
— Ты даже представить себе не можешь, как тихо было здесь еще лет десять назад, — вздохнул Глеб. — Ни катеров, ни моторных лодок… Никаких признаков жизни, не то что цивилизации!
Возможно, без признаков цивилизации было лучше. Но мне очень нравилось и так. Запахи реки и молодой зелени, ивовые заросли, неприхотливый обед — пиво и сандвичи, — предусмотрительно захваченный мной в гостинице и разложенный теперь на огромном плоском камне… Жаркие лучи солнца и холодок, набегающий от воды…
— Видишь мост? — Глеб указал в даль, залитую солнцем. — Там уже город. Маленький провинциальный российский городок.
— Как называется?
— Кимры.
И хотя нам пора возвращаться, мы все-таки заехали полюбоваться живыми картинками истории. История не такая уж древняя — всего сто лет. Экономический подъем, переживаемый страной в те годы, запечатлелся в разного рода городских постройках — общественных и частных. Теперь его памятники превратились в живописные руины.