Я направляюсь к сцене. Меня слегка шатает, но это от выпитого, а не от волнения.
Все песни Элвиса кажутся мне сейчас исполненными глубокого смысла и особенного значения. Я сразу же отметаю «Люби меня нежно», «Не будь жестока» и «Упрямая женщина», хотя последний вариант заставляет меня мысленно скривить губы. И еще важно понять, кому из них я буду петь: Лауре или Белинде? И та и другая непременно решит, что я пою только для нее. Вне зависимости от того, выберу ли я быстрый рок-н-ролл или слезливую балладу, они облекут песню в одежды ложной значительности. Они же женщины — обязательно отыщут глубокий смысл там, где его никто не предполагал. Так что выбор песни очень важен. Жаль, я не знаю слов песни «Старый пастуший пес» — кажется, из всего репертуара Элвиса сейчас только она стопроцентно безопасна.
Я смотрю в сторону нашего столика. Лаура вскочила с места. Непринужденной грацией она напоминает амазонку. Она улыбается, машет мне рукой, потом засовывает указательный палец и мизинец в рот и свистит. Она гордится мною и гордится тем, что она со мной. Вся она — одно сплошное счастье и радость жизни. Я улыбаюсь ей в ответ и перевожу взгляд на Белинду. Лицо той выдает внутреннее напряжение и нервозность. Заметив мой взгляд, она опускает глаза и будто съеживается. Вся она — сожаление, страх и неуверенность.
Обе эти женщины волнуют меня и вызывают душевный трепет.
Начиная «Чудо в тебе», я и понятия не имею, кому из них я пою эту песню.
30. РОК-Н-РОЛЛЬНЫЙ ВЕЧЕР
— Как этот парень умеет держать ноту!
— Да, он неплох, — соглашается Белла.
— Честно, я просто в восхищении.
Я расстегиваю рубашку, аккуратно складываю ее и кладу в мешок для грязного белья, под который выделено место на самой нижней полке гардероба. У нас такой красивый и чистый номер, я не хочу его захламлять. Белла далека от подобных проблем — в ванной комнате меня встречают нестройные ряды косметических пузырьков и тюбиков. Они разбрелись по всему помещению, некоторые лежат на боку, а их содержимое разноцветными пятнами покрывает белоснежную керамическую поверхность раковины. Белле и в голову не приходит закрыть флакон пробкой. Я возвращаю несчастным тюбикам и банкам их колпачки, затем стираю с раковины скользкие косметические пятна. Занимаясь этим, я тихонько напеваю «Чудо в тебе» — песню, которую Стиви пел в баре. Мелодия прочно засела у меня в голове. Слова я точно не помню, но что-то там про то, что ее любовь — это все для него и что рядом с ней он чувствует себя королем. Хорошие слова. Простые, точные и сильные.
Стиви талантлив, и в гораздо большей степени, чем я ожидал. Не то чтобы я такой знаток выступлений двойников Элвиса, но я видел пару-тройку таких шоу: один раз в университете, еще раз как-то на корпоративной вечеринке. Больше всего мне запомнился выводок Элвисов-китайцев, которые по очереди пели на сцене и разносили еду в стильном (если китч считать стилем) ресторане в Клапаме. Но Стиви — птица совсем другого полета. Трибьют-исполнителя такого класса я еще в жизни не видел, даже по телевизору.
Внешне Стиви совсем не похож на Элвиса, но, когда он взял в руки микрофон и начал петь, мне вдруг показалось, что король рок-н-ролла вернулся из царства мертвых. Это впечатление быстро прошло, но, все равно, представьте — подумать, что Элвис снова с нами! Забавно. Стиви смог совершенно точно воспроизвести манеру пения, сделавшую Элвиса Пресли легендой поп-музыки, — манеру, в которой смешивались сладкая мелодичная мольба и задушевная искренность. В горле у меня образовался комок, и некоторое время я не мог глотать, пришлось даже отставить фужер в сторону — и я не думаю, что в этом было виновато шампанское.
Я напеваю:
— Ла-ла, ла-а, ла.
— Фил, перестань. Хватит уже, — говорит Белла, заходя в ванную. Вне всякого сомнения, она имеет в виду мои певческие экзерсисы, а не выполнение работы горничной.
Я замолкаю, но мотив продолжает звучать у меня в голове. Ванная комната большая, в ней две раковины и два зеркала. Мы стоим плечом к плечу — она чистит зубы, я — раковину. Мне нравится, как Белла чистит зубы. Она делает это аккуратно, тщательно, неторопливо и никогда не тратит на эту процедуру меньше трех минут.
— Хочу по-быстрому принять душ, — говорит она. — Удивительно, сколько тут люди курят. Я полагала, в Соединенных Штатах сейчас развернута кампания против курения.
Белла не выносит табачного дыма и не сможет заснуть, не смыв с тела и волос затхлого, словно репей цепляющегося к человеку сигаретного запаха. Я забираюсь в постель и жду ее.
Через пятнадцать минут она присоединяется ко мне. На ней легкая пижама сиреневого цвета. В ней она выглядит скорее пикантно, чем сексуально. В последнее время она редко ложится спать обнаженной. Я говорю себе, что здесь ждать этого от нее было бы даже глупо, — за окном жарко, но в номере свирепствует кондиционер. Никому не захочется простудиться на отдыхе. Я откладываю в сторону путеводитель по Лас-Вегасу и спрашиваю:
— Как тебе сегодняшний вечер?
— Неплохо. Даже хорошо. А что? — отвечает она, намазывая руки кремом.
— Даже несмотря на то что все шампанское прошло мимо тебя?
— Да.
— А почему ты не захотела ничего пить?
— Просто не захотела.
— Все еще болит голова?
— Что-то вроде этого.
Я решаю не продолжать больше расспросы. У Беллы действительно может болеть голова. Она жаловалась на постоянный многоголосый звон работающих игровых автоматов и доносящуюся из дверей казино неблагозвучную электронную музыку. Но почему тогда у меня такое чувство, будто ее беспокоит нечто большее, чем головная боль?
В последнее время она подвержена резким, почти истерическим сменам настроения. Она то раздражается по мелочам, то уходит в себя и становится угрюмой и неразговорчивой; то порхает, как птичка, то у нее глаза на мокром месте. Обычно Белла спокойная и уравновешенная, но сейчас я будто женат на двух женщинах сразу: верной, доброй, понимающей, невозмутимой Белле и истеричной, язвительной, вечно всем недовольной незнакомке.
Я очень много думал на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что объяснить ее состояние можно только тем, что ей тяжело быть ничем не занятой. Возможно, Белла и не смогла найти себе дело по душе и не преуспела в продвижении по карьерной лестнице, но она серьезно относится к труду и добыванию хлеба насущного. Мне трудно и больно говорить об этом, но в последнее время Белла демонстрирует некоторые классические симптомы депрессии. Временами она чересчур возбуждена, временами — чересчур апатична; иногда бывает слишком радостна, а большую часть времени слишком печальна.
Я полагаю, что то чувство ненужности и бесполезности, которое овладевает современными людьми, является результатом нашего суматошного и поверхностного образа жизни и еще того, что теперь мы чаще всего живем отдельно от родителей и родственников. Старое как мир и необходимое, как вода, искусство беседы умирает, и для того, чтобы это понять, не надо обращаться к специалисту. Или, может быть, как раз надо — раз люди больше не разговаривают друг с другом.
Но я все же хочу найти способ ей помочь и поэтому спрашиваю:
— Что не так, Белла?
— Не так? Ничего. — Она улыбается. — А почему ты думаешь, что что-то не так?