— Мы много пропустили? — спрашивает Фил.
— Это четвертый конкурсант. Он из Греции.
— А остальные хоть что-нибудь из себя представляли? — спрашиваю я, больше из вежливости, чем из искреннего любопытства.
— Более-менее, но, конечно, до Стиви им очень далеко, — улыбаясь, отвечает Лаура. — «Я сам не свой» пели уже два раза. Это плохо, потому что песня приелась, и сложно будет объективно оценить следующего конкурсанта, который будет ее исполнять. Элвис из Германии спел «Деревянное сердце», что в общем-то было предсказуемо, ведь изначально это была немецкая детская песенка. Один парень здорово исполнил «Талисман на удачу», хотя ею трудно завоевать симпатии публики, потому что невозможно в полной мере продемонстрировать ту проникновенность вокала и тот контроль тона, которыми славился Элвис.
Лаура стала уже недурственным специалистом по Элвису. Я такими вещами никогда не интересовалась.
— А когда мы увидим Стиви? — спрашивает Фил.
— Он выступает десятым.
Я внутренне с горечью усмехаюсь. Катавасия начнется гораздо раньше. Бедному Стиви даже не удастся выступить — ясно, что он не сможет собраться для выхода на сцену после того, как Филип и Лаура узнают, что мы женаты. Мне непонятно, почему он в таком случае вообще настаивал на своем участии в шоу. Как глупо!
Довольно много Элвисов и среди публики. В основном зрители, но некоторые из них — конкурсанты, кто, отработав свой номер, пришли в зал, чтобы посмотреть номера своих соперников. Они поздравляют друг друга с удачным выступлением. Это не просто жест вежливости — все они восхищаются Элвисом и испытывают искреннюю радость, когда его песни хорошо звучат со сцены. Но в то же время они ненавидят друг друга. Жизнь — сложная штука.
Фил прослеживает за моим взглядом и говорит:
— Интересно, какое собирательное существительное используется для обозначения нескольких Элвисов, собравшихся вместе? Шайка? Сборище? Толпа? Группа?
— Стадо, — убежденно говорю я.
Не реагируя на мое замечание, Фил предлагает заказать бутылку шампанского. Лаура не против. Я решаю, что выпью фужер, хотя настроение у меня совсем не праздничное. Надеюсь, оно хоть немного заглушит боль. Несмотря на то что зрительный зал просто ломится от огромного количества официантов, я встаю и сама иду к бару, который не виден со сцены. Я специально выбираю время так, чтобы мой уход совпал с окончанием номера греческого Элвиса. Благодаря этому маневру Нил Карран не засечет меня по крайней мере до конца следующего выступления. Интересно, сколько еще раз мне удастся вот так исчезать из партера… Можно покупать закуску, заказывать выпивку, можно захотеть в туалет (мой старый и самый любимый трюк). Может ли это вообще сработать?
Мне удается выполнить задачу по заказу выпивки непосредственно в баре, хотя мне при этом и приходится с боем прорываться через заслон из трех официантов, считающих, что я саботирую их намерение заработать сегодня на чаевых. Уж кого-кого, а посетителей, которые горят желанием сами себя обслужить, эти ребята точно не рады видеть. На этот раз моя уловка сработала — когда я возвращаюсь к столику, Нила на сцене уже нет, горизонт чист.
Заглянув в программку (Лаура позаботилась, купила три), я узнаю, что сейчас выступает конкурсант из Дании. Да, этот конкурс действительно «европейский». В Блэкпуле четырнадцать из пятнадцати финалистов были англичанами. Здесь, в Вегасе, участников из Великобритании всего восемь.
Датчанин толстый и лысый. Ладно, допускаю, что к концу жизни Элвис несколько пополнел, но ведь лысым-то он точно никогда не был. Я вдруг как-то сильно обижаюсь за Элвиса. Я не могу понять, как этот вполне обыкновенный — нет, скажем уж честно — этот уродливый человек мог возомнить, что может изображать Элвиса. У меня к Элвису много претензий, но даже я признаю, что он был красавчиком.
Я разочарованно закрываю глаза — слабая попытка отрешиться от реальности. И происходит забавная вещь: я начинаю думать, что, может быть — только может быть, — датский Элвис не так уж плох. Если не смотреть на сцену, то можно подумать, что «Плач в часовне» исполняет сам Элвис. Его голос звучит абсолютно так же — сыро и пронизывающе. Открыв глаза, я уже не вижу лысого и толстого мужчину. Я вижу талантливого человека, с легкостью завладевшего аудиторией. От него потоками струятся живые эмоции, и даже я, хотя и являюсь внешне воплощением холодности, чувствую в груди трепет, когда он наклоняется (с трудом, костюм ему узок) и пожимает ручку маленькой девочке, сидящей совсем рядом со сценой. Ей самое большее семь, и она просто тает от удовольствия. К концу его второй песни я, заявив, что умираю с голода, вновь ускользаю в бар, чтобы купить питу и хумус. Скоро он заканчивает, и я слышу взрыв аплодисментов. Совершенно неосознанно я тоже хлопаю.
Снова успешно избегнув Нила, я возвращаюсь к столику, когда шестой двойник Элвиса поет «Солдатский блюз». На нем солдатская форма. Хороший ход, надо признать. Он определенно выделяется на фоне белых костюмов со стразами и перьями, в которых выступали предыдущие Элвисы. Лауре нравится выступление, она хлопает в такт музыке. Затем она спохватывается и опускает руки.
— Не подумай, что это некрасиво по отношению к Стиви, — говорит она. — Я болею только за него, но этот парень и правда очень хорош.
— Они здесь все вполне на уровне.
Мастерство конкурсантов и правда впечатляет. Шоу получается неплохим.
Лаура радуется, что я проявляю признаки интереса к происходящему вокруг. Должна признать, я удивлена. В Блэкпуле этот конкурс сильно отдавал любительщиной, а я это просто ненавижу. Микрофоны глохли и падали, техники ставили не те треки и обрывали финальные ноты выступлений. Нил Карран пил слишком много и часто неправильно произносил имена конкурсантов. Даже судей, казалось, больше волновало, когда им принесут следующую пинту, а не то, что происходило на сцене.
— Ненавижу оценивать что-либо, — говорит Лаура. — Они все хорошо выступают и очень любят свое дело.
А я все время что-либо оцениваю.
Наверное, в этом Элвисе в солдатской форме и правда есть что-то особенное, потому что в конце его номера я забываю исчезнуть из зала, и, когда конферансье выходит на сцену, мне не остается ничего другого, кроме как залезть под стол.
— Что ты делаешь? — спрашивает Фил.
— Потеряла сережку, — говорю я и быстро снимаю ее с правого уха. Лаура с Филипом немедленно принимаются искать сережку, создавая при этом столько суматохи, что я уже жалею, что выбрала такой вариант действий.
— Нет-нет, лучше смотрите шоу, — говорю я, но уже слишком поздно.
— Что это вы там делаете? — спрашивает конферансье в микрофон. — Прячетесь от налогового инспектора?
Шуточка довольно дешевая и вполне могла бы принадлежать Нилу Каррану, но голос не его. Судя по акценту, этот конферансье — американец. Я выглядываю из-за кромки стола и чуть не падаю от облегчения. Это худощавый мужчина лет тридцати пяти, с зубами такой белизны, что они сверкают в свете рампы. Определенно не Нил Карран.
А где же Нил Карран с его неиссякаемым запасом плоских шуток? Ничего не понимаю. Откуда эта отсрочка смертной казни? Я хватаю программку и пролистываю ее в поисках страницы, где перечислены люди, занятые в организации конкурса. Вот, черным по белому написано, что конферансье — Нил Карран. На фотографии его почти не узнать, ей по меньшей мере лет пятнадцать. В посвященной ему короткой статье он назван «наш специальный гость, изумительный и остроумный Нил Карран, приглашенный по пожеланиям публики» (ага, как же, дожидайся! я уверена, что он сам себя пригласил). Но это все равно Нил, несмотря на старую фотографию и бесстыдную статью. Что же произошло?
— Здесь сказано, что вести конкурс будет Нил Карран. Это вот этот зубастый американец? — спрашиваю я Лауру.