Он вынул из портфеля пачку бумаг.
— Пожалуйста: акт! Сигнализация убыточна, дает ложные тревоги… И еще десяток всяческих придирок. В общем, сапоги всмятку. Факты, спросите? Никаких! Черная зависть и преклонение перед иностранщиной!.. Правда, не скрою: один раз был ошибочный сигнал. Случайный или преднамеренный — не знаю, но был… Что же вы думаете? Передали дело в прокуратуру! Преступник, а?! И это называется — «поддерживать рабочую смекалку»!
Самбуров вздохнул, замолчал. И — снова:
— Конечно, статейку соответственную подыскали, и меня, раба божьего, — под суд!
Я попросил Сергея Васильевича оставить все документы.
— Имейте в виду: суд через пять дней.
— Учтем.
Он ушел обнадеженным, посветлевшим.
Судьба рабочего-изобретателя вдруг сделалась для меня жизненно важной, близкой, словно все происходило со мной самим. Еще раз изучив документы, я показал их Котову. Он прочитал и безапелляционно заявил:
— Выступать. И в самом резком тоне!.. Травля! Гонение на изобретателя!.. Идем к Шверу!
У меня забрезжила идея.
— А если… знаешь что?.. Если не со статьей выступать, а прямо на суде, общественным защитником? Потом — обо всем в газету! А?
Мы вошли в кабинет Швера. Остановились. В кресле сидела молоденькая посетительница. Швер заливался веселым смехом. Смеялось и юное создание. Мы попятились.
— Куда вы?.. Знакомьтесь: наша новая сотрудница Клава Каледина. А это — Котов, заведующий промышленным отделом. И Дьяков — его зам. Прошу дружить и не тужить! Что у вас?
— Мы… мы потом, — Котов стушевался.
— Говорите, посторонних здесь нет.
Котов разложил документы Самбурова, начал излагать суть дела. Я присел на «эшафот» и поглядывал на Каледину. Худая, высокая, ямочка на щеках… А глаза-а!..
— Слышите, что предлагают, — обратился к ней Швер. — Выступить с общественной защитой на суде по делу одного изобретателя.
— Очень интересно! — живо подхватила Каледина.
— У вас, в Свердловске, подобное было?
— Не слыхала… Но если бывает общественное обвинение, то почему не быть общественной защите?
— Верно! — поддержал Котов. — А дело выиграем наверняка. Его нельзя не выиграть. У Бориса все доказательства в руках.
Наступил день судебного процесса. Зал суда переполнили рабочие Отрожского завода. Пришли Котов, Ильинский. Они спрятались где-то в углу (не хотели меня смущать). В коридоре — милиционер при нагане, на улице — «черный ворон» с распахнутой дверцей.
Среди публики обращал на себя внимание человек цыганской внешности, напоминавший горьковского Макара Чудру: черное от загара лицо, седые шевелящиеся усы и трубка во рту (правда, потухшая, вроде соски). Во время допроса Самбурова он отпускал колкие реплики. Председатель позванивал ручным колокольчиком, делал беспокойному слушателю замечания. Тот умолкал, но вскоре вновь взрывался. И опять позванивал колокольчиком председатель. Наконец, после строгого предупреждения, «Макар Чудра» утихомирился, лишь покусывал мундштук трубки.
Самбуров, отвечая на вопросы судей и прокурора, старался быть спокойным. Но румянец на щеках расплывался все шире и шире.
Вызвали свидетелей. Их четверо. Трое, как на подбор, одного роста, низенькие. Путались, заикались, твердили одно и то же: сигнализация несовершенная и потому, дескать, вредительская. Четвертый свидетель, с плешивой головой, — секретарь завкома. В отличие от своих предшественников, он держался бойко, самоуверенно и договорился до того, что Самбуров, мол, из одного гнезда с вредителями.
Тут «Макар Чудра» снова взвился.
— Черт-те что верещит!.. Свидетелей судить надо, не Самбурова! — кричал он на весь зал. — И в первую голову — вот этого стрекулиста! Он всех готов объявить вредителями! Даже собственную козу, что перестала давать молоко!.. Сукин ты сын!
Председатель вскипел:
— Гражданин! Кто вам дал право так вести себя в зале судебного заседания?
— Мне Советской властью права дадены! Я — монтер заводской электростанции Кувалдин. И не могу слушать брехню! Не могу видеть товарища Самбурова на скамейке подсудимых!
— Тогда выйдите!
— Брехунов гоните, а не меня!
Кувалдин боком повернулся к судьям.
Прокурор — полноватый, осанистый, в узком защитном френче с накладными карманами — произнес короткую речь.
— В ходе судебного следствия государственное обвинение пришло к выводу, что в деле Самбурова нет преступных деяний, — сказал он. — Ошибочный сигнал — результат спешки при установке аппаратуры. Однако преднамеренного действия, а тем более — вредительства государственное обвинение не устанавливает.