— Иронизировали над прошлым Зайцева?
— Да.
— Значит, о его прошлом знали?.. Говорите суду правду!
Найденов опустил голову. Монотонно, как заученную фразу, повторил:
— Перед вами совершенно невиновный человек…
Белой змейкой пробралась по рядам записка. Легла на судейский стол. Председатель прочел ее, показал членам суда — двум старооскольским рабочим, сунул в карман и объявил перерыв.
Мы обедали в сельповской столовой. Председатель достал записку.
— Читай. Кулацкая анонимка!
На клочке бумаги теснились каракули: «Неоправдаити учителя всех вас порешим».
— Оружие у тебя есть? — Он строго посмотрел на меня. — Держи на взводе!
После обеда мы шли по завьюженной улочке. Спрятав руки в карманы потертого дубленого полушубка, председатель широко шагал, оставляя на снегу глубокие следы от валенок.
— Перед кулаками, что бы там ни вопили правые оппозиционеры, капитулировать нельзя! — с жаром говорил он. — Это было бы величайшим проклятием для партии, для народа!.. Видишь, корреспондент, каким святошей прикидывается Найденов? На губах — мед, а в руках — обрез. Кулацкого коварства, корреспондент, никакой меркой не измерить! Следствием точно установлено: отец и сын Найденовы приговорили Горожанкину к смерти, а отец и сын Зайцевы привели приговор в исполнение.
Вдруг на церковной колокольне ударили в набат.
«Бом-бом-бом-бом! — завопил колокол, разрывая морозный воздух. — Бом-бом-бом!..» Мы остановились. Переглянулись.
— Пожар? — неуверенно спросил я.
— Какой там пожар! — Председатель расстегнул кобуру. — Кулацкий набат!
«Бом-бом-бом-бом-бом!» — надрывался колокол.
К деревенской церквушке бежали люди.
Его стащили с колокольни трое комсомольцев. Он упирался, грозил, замахнулся ножом. Нож отобрали. Связали руки бечевкой. Под улюлюканье толпы отвели в арестантскую. Набатчиком оказался церковный староста, бывший владелец москательной лавки в Старом Осколе. Кулацкий провокатор хотел собрать подкулачников, напасть на членов суда и вызволить убийц. Из арестантской старосту под конвоем увезли в город. Вражеский замысел был сорван.
Судебное заседание возобновилось вечером. Продолжался допрос Семена Найденова. Его чахлое лицо, с тусклыми впалыми глазами, выглядело мертвым от мутного света керосиновых ламп. Допрашивал прокурор — пожилой мужчина в защитном костюме.
— Свидетельница Синдеева на предварительном следствии показала, что Зайцев брал у вас какие-то книги. Это верно?
— Верно. Людей надо перевоспитывать!
— Какие же книги давали для «перевоспитания»?
— Рассказы Глеба Успенского… Льва Толстого…
— А Библию?
— Что вы?! Я — атеист! — В глазах его мелькнул испуг.
— Обвиняемый Иосаф Зайцев!
Со скамьи медленно, нехотя поднялся костлявый старик в лаптях и поношенной кургузой поддевке. Щеки изрезаны морщинами. Козлиная бородка тряслась. Под висячими бровями бегали игольчатые глаза.
— Какие книги давал вам учитель?
— Разные… и Биб-ли-ю.
— Брешешь! — выкрикнул Семен Найденов.
Зайцев задрал кверху бороденку.
— Ничего не брешу. Собаки только брешут… Вместе читали… Что ж теперь отпираться-то? Аль запамятовал?.. Я тебе свои мысли поделял про грядущий господень суд, а ты, Семен Иудович, все про земное твердил, партийцем выставлялся!
— Больше вопросов не имею, — заявил прокурор.
— Садитесь, Зайцев!
«Как омерзительна костлявая фигура «дворянина во крестьянстве»!» — подумал я.
— Семен Найденов! На каком основании вы, в избе секретаря сельсовета, во всеуслышание заявили, что Горожанину убили Зайцевы? — задал вопрос член суда — старик с гладкой лысиной.
— Волки они…
— А Горожанкина на вас указала, что вы — волк.
— На меня?!
— Почему она на вас указала? — в упор спросил член суда.
Найденов замялся, словно боролся сам с собой. Сделал шаг вперед и, как от края пропасти, отступил назад, к скамье.
— В бреду… наверно. Мы… любили друг друга…
Захрустел пальцами, будто щелкал орехи.
— Пригласите свидетельницу Синдееву, — распорядился председатель.
Перед судом встала девушка. В ее вытянутой фигуре, в застывшем лице, в крепко сцепленных пальцах чувствовалось сильное нервное потрясение. Она отвечала на вопросы не сразу, как бы забывала слова и мучительно их отыскивала.
— Сосредоточьтесь, Синдеева, — мягко сказал председатель. — Не надо волноваться… Когда последний раз Горожанкина говорила с вами о Найденове? Что именно?.. Припомните, пожалуйста.