Долго ворочался с боку на бок. В полумраке меня обступили лица подсудимых. Лицо Семена Найденова с рысьими глазами; мясистое, с полуоткрытым от страха ртом, лицо Сергея Зайцева; вытянутое, как на старой иконе, лицо Иуды Найденова…
Я встал, заходил взад и вперед по избе. Тоненько попискивали старые половицы… Увидел на столе «Коммуну». При хилом свете лампы мелкий шрифт было трудно читать. Подкрутил фитиль. В глаза бросилось: «И. Сталин». Подвинулся ближе к лампе.
Сталин критиковал центральную военную газету «Красная звезда» за ошибки в передовой «Ликвидация кулачества как класс». Разъяснял, что политика ограничения капиталистических элементов и политика вытеснения их не есть две разные политики. Нельзя вытеснить кулачество как класс методами налогового и всякого иного ограничения, оставляя в руках этого класса орудия производства. Надо, писал он, сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производства источников существования. Без этого, утверждал Сталин, немыслима никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация…
«Да, только в открытом бою», — повторил я про себя.
Усталость взяла свое. Опять повалился на постель. Веки начали тяжелеть. Вдруг — дзень-дзинь-дзинь-дзинь!..
Я — вмиг на ноги. Выхватил браунинг.
В разбитое окно клубами валил холодный воздух. На полу — камень, осколки.
Вбежал милиционер. Испуганно спросил:
— Не попали?
— Как же не попали? Смотрите!
— Эх, мать твою… Извините, товарищ! Тут их цельная банда. Разве уследишь!
Ранним утром, едва засинел день, выездная сессия вынесла приговор: всех четверых — к расстрелу.
У здания школы стихийно возник многолюдный митинг. В принятой резолюции было записано: «Никогда и никому не убить нашей Советской власти!»
…Из Верхней Грайворонки я уезжал в полдень. Сугробы излучали какой-то особенный, очистительный свет, зовущий к жизни.
Вторая глава
Первым делом я отдал Терентьеву браунинг.
— Не пригодился? — спросил он, пряча пистолет в сейф.
— Вышло не по Чехову: ружье «висело», а не выстрелило.
— Не в каждой драме стреляют!.. Ну вот что: съездил — принимайся за свои дела. Мне срочно в номер нужно происшествие: кражу, пожар, аварию — что отыщешь!
Я направился к заведующему редакцией Мельникову. В гражданскую он сражался в Чапаевской дивизии. Ранили в ногу. Надел ортопедический ботинок. Мельникова в редакции прозвали Чапаем. Он не возражал, даже был польщен. В редакционном колесе Мельников своего рода ось: принимает и сдает материалы, получает гранки, макетирует номера, следит за графиком выхода «Коммуны».
В коридоре мне навстречу — Живоглядов. Он у нас мастер литературной правки. Расправляется со статьями, как повар с рыбой: выскребет, вычистит, посолит, пожарит и — прошу кушать! Лицо нервическое, глаза то сожмет, то разомкнет.
— Никуда не уходить! — предупредил он. — Звонил Швер из обкома. Придет вместе с Варейкисом.
— А что будет?
— Не знаю. Вече или «сече», но что-то будет. Приказал быть на месте.
Живоглядов двинулся дальше по коридору (ботинки у него скрипят: за версту слышно!). Я вошел в кабинетик-бокс Мельникова, где и двоим-то тесно. Он кому-то давал взбучку по телефону. Потом с пристуком положил трубку на рычаг, встал, взял папку с материалами.
— Написал?
— Так точно, товарищ комдив!
— Давай! Несу Князеву досыл, заодно покажу и твою статью.
Прихрамывая, Чапай пошел к заместителю редактора. А я шмыгнул в нашу библиотеку. Восемь дней не видел «Правду», «Комсомолку»… «Происшествие — успею, сущий пустяк. День только начинается».
Принялся листать подшивки. В Польше полиция разогнала народную демонстрацию… В Турине и Милане рабочие захватили фабрики, выгнали владельцев за ворота… А что у нас?.. Досрочно, к Первомаю, пустить Турксиб?.. Замечательно!.. Три миллиона на строительство Липецкого металлургического комбината?! Прекрасно! Ага, начинаются индустриальные шаги ЦЧО!.. Речь Варейкиса? По какому поводу? Перед рабочими-двадцатипятитысячниками, уезжающими на коллективизацию. Потом прочту, а то Феофан заругается!
В библиотеку влетел Терентьев:
— Борис?! Ты что делаешь?.. Где происшествие?
— Сейчас получишь. Добуду!.. Угрозыск без происшествий — это уже происшествие!
И тут как тут — Чапай:
— Ну, орел, давай к Князеву!
По доброму голосу Чапая понял: с очерком все в порядке.
— Привет, Владимир Иванович, с фронта классовой борьбы! — бодро сказал я, входя в кабинет Князева.