Пологов не хотел мириться с мыслью, что ему больше никогда не увидеть брата. Он снова пробежал глазами по строчкам письма. Вспомнился новогодний разговор с Марией.
Во время приезда Павла домой после ранения сестра жаловалась, что Юрий отказался от брони. В начале войны он работал на первом тагильском блюминге. Начальник цеха боялся потерять хорошего мастера и уговаривал его не обращаться в военкомат. Но Юрий в конце концов настоял на своем.
И еще вспомнил Павел, как по пути из Нижнего Тагила на фронт он заехал в Челябинск навестить брата. Тот служил старшим механиком-водителем в запасном полку и занимал должность инструктора по подготовке молодых танкистов. Брат тогда прямо заявил, что ни за что не останется в тылу.
И вот… его нет. А от Павла это скрывали, берегли от горя.
Варчук, прочитав письмо, сказал:
– На задание не пущу! Поостынь малость, успокойся, тогда и полетишь.
Пологов долго бродил за летным полем и вернулся, когда почувствовал, что озяб.
И еще одна беда свалилась на плечи штурмана: погиб его напарник, один из самых отважных летчиков первой эскадрильи Алексей Урядов. Погиб нелепо, на своем же аэродроме. Не прошло и двух дней, как Алексей приехал из Горького после госпиталя, рассказывал о доме, о жене, о том, как истосковался по небу, как не терпится ему сесть в самолет.
Ночью выпал снег и плотно укутал землю. Небо, точно ватой, обложило тучами. Вокруг – белым-бело. Когда утром летчики приехали на аэродром, ровное снежное поле было выутюжено катками. Урядову, как возвратившемуся из отпуска, полагалось для восстановления техники пилотирования выполнить контрольный полет с одним из командиров в двухместном самолете. Варчук предложил ему вылететь вместе. Но Урядов отказался: дескать, двадцать дней – не срок, справлюсь сам. Дело в том, что для опытных летчиков, имеющих перерыв в полетах до тридцати дней, инструкцией разрешалось и самостоятельно делать такие полеты. Урядов воспользовался этим правом.
Трагедия разыгралась у всех на глазах. При заходе на посадку самолет на скорости двести восемьдесят километров под углом врезался в землю.
У пилота получился просчет глубинного горизонта. В глазах Урядова снежный покров поля слился с белой далью, и ему, вероятно, показалось, что выравнивать самолет еще рано, а на самом деле было уже поздно.
Так погиб Урядов, дорогой для всего полка человек, смелый, простой, общительный. Его похоронили на усадьбе одного из совхозов Воронежской области со всеми воинскими почестями.
На могиле молодого отважного летчика установили обелиск.
Февральские морозы завернули под тридцать. Но боевые вылеты не прекращались. Они следовали своим чередом.
Однажды, поднявшись в воздух и взяв намеченный курс, Павел неожиданно уловил ненормальную работу мотора. Стрелка прибора показывала всевозрастающую температуру воды.
Пологов летел на разведку. Задание он получил лично от приехавшего в полк командира дивизии. Провожая Павла, тот напутствовал:
– Товарищ майор, ожидаю вас с точными данными. Учтите, что мой доклад ждут в корпусе…
Стрелка прибора неотвратимо ползла вверх.
Перегрев! Что делать? При такой высокой температуре двигатель откажет через считанные минуты.
Павел развернул машину и возвратился обратно.
Около самолета закопошились техники и механики. Прибежал Варчук с инженером Котелевцевым.
– Что случилось? – запыхавшись, осведомился Варчук.
Пологов объяснил. И вдруг из-под радиатора самолета Котелевцев извлек плотный стеганый чехол. Швырнув его в сторону, зло выругался:
– Вот она – причина перегрева. Из-за такого пустяка недолго и в ящик сыграть.
Оказалось, что моторист забыл убрать злополучный чехол, предохраняющий от промерзания неработающий двигатель.
Варчук стал выяснять, кто готовил машину, а Павел крикнул: «От винта!» – и вскочил в кабину.
Через час комдив получил от штурмана нужные сведения и перед отъездом распорядился:
– Снять с виновника происшествия знаки отличия и сообщить его фамилию в дивизию.
Правда, знаки отличия снимать не пришлось, так как мотористом оказался рядовой солдат и новых погон еще не надевал.
Перед решающим сражением
В начале апреля снег потемнел, прижался к земле, из-под него местами выступали серовато-бурые пролысины. От них повеяло теплом. С каждым днем небо становилось голубей, светилось прозрачной лазурью. Как-то враз буйно разлились реки. Вырвались на волю истомившиеся в затворничестве ручьи и заиграли, заискрились солнечными зайчиками. Талая весенняя вода заполнила низины.
В сводках Совинформбюро запестрела лаконичная фраза: «На фронте ничего существенного не произошло».
Но это было лишь относительное затишье. Продолжались настойчивые бомбардировки и артиллерийские налеты с обеих сторон: то тут то там вспыхивали яростные воздушные схватки, охотились за «языками» разведчики. Изо дня в день истребители сопровождали на задания штурмовиков или прикрывали наземные войска.
Незаметно прошел май. Авиаподразделение Варчука перебазировалось на аэродром Солнцево, южнее Курска. Кроме того, произошло переформирование: 737-й полк влился в состав 291-й штурмовой авиадивизии, которой командовал полковник А. Н. Витрук.
Еще в мартовской наступательной кампании войска Красной Армии выдвинулись на сто километров западнее Курска. Образовалась Курская дуга.
Пологову зачастую приходилось наблюдать с воздуха огромные пространства освобожденной земли. Куда ни бросишь взгляд – везде войска и гражданское население строят линии глубоко эшелонированной обороны.
От высоких штабных начальников Павел слышал, что в Отечественную войну никогда и нигде не возводилась такая прочная и живучая оборона, как на Курской дуге.
Там было вес: противотанковые рвы, лабиринты траншей, доты, блиндажи и наблюдательные пункты, многочисленные минные поля с проволочными электрическими заграждениями.
Не приходилось сомневаться, что и немцы не сидят сложа руки.
Потерпев небывалое поражение в Сталинградской битве, проиграв весной сражение на Кубани, гитлеровское командование рассчитывало взять реванш летом под Орлом и Курском.
Захваченный в плен немецкий летчик рассказал, что недалеко от своей авиабазы, в лесу, он видел строительство крупного концлагеря. Сообщив об этом, он высокомерно присовокупил:
– Сам фюрер распорядился строить этот лагерь для русских армий, которые будут окружены под Курском.
…Первого июля на аэродроме приземлился двухмоторный «Дуглас». И тотчас Пологова вызвали в штаб. Его встретили Варчук и командир дивизии Витрук.
– Товарищ майор, – обратился к нему полковник, – выбирайте шестерку лучших и прокладывайте маршрут до Воронежа. Там, прямо в воздухе, вас сменят. Прошу иметь в виду, что задание особое – сопровождать «Дуглас». Время на подготовку – пятнадцать минут. Вопросы есть?
– Все ясно, товарищ полковник.
Дав последние наставления летчикам, которые отправлялись на задание вместе с ним, Пологов заторопился к своему «яку». И тут он обратил внимание, что к «Дугласу» подъехали две легковые автомашины. Из них вышло несколько генералов.
Павел узнал командующего фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина и командующего 2-й воздушной армией генерала С. А. Красовского.
О том, что этот полет имел прямую связь с предстоящими событиями, Пологов догадался, когда 2 июля его с Варчуком и начальником штаба вызвали в дивизию. Здесь уже находились все командиры, штурманы и штабисты полков.
Витрук только что вернулся от Красовского с армейского совещания. На столе комдива были аккуратно разложены картонные листы с наклеенными на них аэрофотоснимками неприятельских позиций. В лупу четко просматривались дороги, степные овраги, тропинки, траншеи с горбатыми брустверами, дзоты и даже тонкие, как паутина, нити проволочных заграждений.