[28], взял да и объявил врагов почившего иерарха "наглыми клеветниками", а одного из них, бывшего соловецкого игумена Паисия, запер на Валааме для покаяния. В XVI же веке сюда сослан архиепископ крутицкий Варлаам за участие в нечестивом соборе митрополита московского Дионисия с боярами о пострижении жены великого князя Феодора Иоанновича Ирины Феодоровны в иночество "за безчадие"[29]. Потом Валаам, славившийся своим строгим уставом, был тоже излюбленным местом для всяческих исправлений и заточений. Самое положение острова таково, что для тюремщиков лучше и выбрать трудно. Кругом вода, никуда не уйдешь. Иноки же здесь живут и тогда жили строгие, суровые, чуждые земным страстям и, следовательно, состраданию[30]. Воображаю, какое уныние охватывало заточенных среди этих диких скал и молчаливых лесов, как должно было их тянуть отсюда через этот спокойный, бесприютный простор Ладоги туда, на юг, подальше, в Москву, Владимир, Киев, откуда их посылали сюда. Так дело шло до 1611 года, когда шведы опять напали на обитель и разрушили ее дотла. Игумен Макарий, братия и служки были умерщвлены. Удалось только спасти мощи преподобных, которые для того опущены были в глубокую могилу — род колодца. Шведы, разорив монастырь, поставили на его месте маленькую крепостцу и остались в ней. Несколько лет, таким образом, обитель фактически не существовала. Иноки со справедливой гордостью говорят теперь, что на их острове нет камня, который не был бы запечатлен кровью подвижническою; нет места, где бы враги православия не убивали монашествующих. Некоторым суеверным людям и теперь здесь многое чудится. Рассказывают о видении, бывшем какому-то иноку. Шел он по Назарьевской пустыне — одному из самых поэтических уголков Валаама. Вдруг вдали послышалось погребальное пение старого образца, гнусавое. Инок, изумленный, остановился. Было это среди белого дня. Вдали из зеленой чащи, залитой солнечным светом, показалось шествие черноризцев[31] в два ряда. Шли они, сложив руки на груди, образом же были пресветлы и очи имели кротости несказанной. Только, когда шествие приблизилось к монаху, он увидел, что все черноризцы обрызганы кровью и покрыты ранами. Там, где прошли они, трава оказалась непомятой. Они исчезли так же, как и явились, в зеленой чаще, причем тихие отголоски погребального напева долго носились в воздухе, пока не слились с глубоким шепотом лесных вершин и свистом ветра, проснувшегося между деревьями. Шведы, заняв остров, по преданию, сначала хотели было извлечь мощи преподобных и надругаться над ними, но их постиг недуг, и, выздоровев, они соорудили над могилою святителей деревянную часовню, вскоре, впрочем, забытую. Развалилась и крепостца, поставленная шведами, и весь остров пришел в страшное запустение. Только в большие праздники, неведомо с каких незримых колоколен, над лесными вершинами и молчаливыми скалами носился благовест, коему не внимало уже ничье ухо. Безлюдье и запустение было там, где еще недавно проливались покаянные слезы и возносились горячие молитвы… Только изредка прибрежники Ладоги заплывали сюда для рыбного лова. Редкие проникали внутрь пустынного острова. Один из таких немногих, дойдя до могилы преподобных, увидел над нею полуразрушенную часовню, совсем окутанную отовсюду лесною дремой, и покачнувшийся, мохом поросший крест. По преданию, финн, хотел совсем свалить его, но тут же на месте был поражен "язвами". "Вразумленный, он познал все безумие своей дерзости, был исцелен, возобновил крест и часовню и поселился около тех преподобных". Теперь, среди бездорожья, в этом безмолвном царстве сосен и скал, явилось жилье человека. Потомки дерзостного финна существовали здесь до времени игумена Назария, который их выселил в Якимваарский погост, в деревню Кумоля, где они живут, нося фамилию Кокуля. Как кому, а мне всего поэтичнее из длинной истории Валаамской обители кажется именно время запустения и безлюдья, когда остров населяли только могилы, в которых мирно спали мирные иноки. Ко времени, когда Петр Великий повелел восстановить обитель во всем ее блеске и величии, на Валааме уже не оставалось никакого жилья, кроме скудной хижинки поселившегося у часовни финна. Лесная поросль затянула срубы, кое-где в глубоких трущобах догнивали по сырым по-низьям балки, и только таинственный звон чудесных колоколен носился над этим царством запустения и смерти.
вернуться
о низвержении и мученической кончине св, Филиппа, митрополита московскаго"… — Митрополит Московский и всея Руси Филипп, в миру Колычёв Федор Степанович (1507–1569), боровшийся против бессудных расправ и казней Ивана Грозного, по приказу царя был задушен Малютой Скуратовым, любимцем Ивана Грозного.
вернуться
"сослан архиепископ крутицкий Варлаам за участие в нечестивом соборе митрополита московского Дионисия с боярами о пострижении жены великого князя Феодора Иоанновича Ирины Феодоровны в иночество "за безчадие", — Царь Феодор Иоаннович (1557–1598), сын Ивана Грозного, последний русский царь из рода Рюриковичей, был женат на сестре Бориса Годунова, Ирине, и детей у них не было. Бояре и духовенство в 1584 г. во главе с митрополитом Дионисием, недовольные возвышением и властолюбием Годунова, составили бумагу, в которой от имени всей Руси торжественно "били челом" царю Феодору, чтобы он, дабы не прервался род Рюриковичей, развелся с "неплодной" Ириной, сослав ее в монастырь. Но Борис Годунов жестоко расправился с заговорщиками. Дионисий и один из самых яростных обличителей Годунова архиепископ Крутицкий Варлаам были лишены сана и заточены в монастырь.
вернуться
Иноки же здесь живут… суровые, чуждые земным страстям и, следовательно, состраданию. — Немирович-Данченко здесь и далее не раз высказывает критическое отношение к монахам, ссылаясь на отсутствие в них сострадания, на их человеконенавистничество и даже отвращение к людям. Монах — инок, человек иного мира, сторонящийся и не любящий суеты мира сего, он сознательно и добровольно покинул его. Однако это совсем не означает безжалостности и ненависти к людям. Наоборот, книга Немировича-Данченко, вопреки некоторым заключениям автора, свидетельствует о щедром гостеприимстве валаамских монахов, об их отзывчивой и простодушной готовности удовлетворить любознательность гостя, ответить на его вопросы, все ему показать… Что же касается монастырской дисциплины и запретов, ощутимых для мирского человека, то, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
вернуться
Черноризцы — еще одно название для монаха (кроме инока, чернеца), поскольку монахи одеты в черную ризу, то есть черное облачение, одеяние, одежду.