застенчиво улыбнулась. – Неужели так заметно?! Да, наверно
заметно. Вы правы, я тут недавно. И можно сказать, в этом городе я
вовсе по случайности. Не имело значения, где я остановлюсь, куда
направлюсь, главным было просто уехать, – она печально
вздохнула. – Сейчас я живу не в самом городе, а в небольшом
поселке, примыкающем к нему.
– Оставноой? Поселок Оставной, тот, что через реку? Да?
– А вы хорошо знаете географию своего города, любезный! –
просияла Елена. – Да. Там. Там я и живу. Он совсем крохотный,
этот поселок, тихий, спокойный. Жаль только, что подобное место
жительства сейчас не по мне. Я снимаю комнатку с отдельным
входом в доме, рассчитанном на несколько семей, это вроде
общежития, – тут говорившая ненадолго задумалась, неторопливо
отпила из кружки горячего чая и снова вступилась: – Поэтому в
свою комнату я прихожу редко. Все свободное от работы время я
стараюсь проводить в городе, и вы верно уж в этом убедились. Тут
больше суеты, больше шума, больше жизни, движения. Это все
хорошенько отвлекает меня, и я на время забываюсь от себя самой,
а в тишине совсем не могу.
– Ммм… Очень любопытно, – вдруг ни с того ни с сего
надменно бросил Филолет Степанович, намеренно прерывая
равнодушием складывающийся диалог. Дело в том, что он внезапно
уличил себя в несвойственной дружелюбности, и теперь с опаской
перевел взгляд на часы, подумав: а не пора бы ей…
– Поймите, у меня тут совсем нет знакомых, – начала
объясняться Елена, ухватившая намерения Филолета Степановича
спровадить ее. – Я имею в виду хороших знакомых. Поговорить не
с кем. Ни друзей, ни подруг, ни приятелей, никого! Вы знаете, что
это значит, никого?! А? Не знаете! Откуда же вам знать?! Я вам
скажу: хоть на стены кидайся! А я-то думала! Переезд, смена
обстановки, новые лица, коллектив, работа… – она с
разочарованием махнула рукой. – На новой работе тоже ни с кем не
поделишься. Слишком дорого встанет. Коллектив – дамы, гиены в
одной упряжке. Да, да! Вот кто такие малознакомые женщины.
Откройся им – одни сплетни развезут, как масло тебя по хлебу
размажут, себе только дороже. Да и то по праву, мы ведь не так
давно знакомы с ними, чтобы душу изливать. Да, и не верю я им
вовсе! И я вспомнила про вас. Про вас!!! Вы мне сразу
понравились, только скрыла я, характер такой, все утаивать, да в
другую сторону переворачивать. А вы, вы ведь сразу мне
понравились! Показались мне необыкновенным, таким честным,
внимательным, пусть грубоватым, но не способным обидеть
женщину. А не главное ли это в вашей мужской силе? Вы не
причините зла женщине, на вас можно положиться, опереться, как
на камень, вы настоящий, вы искренний и не будете лгать и
увертываться. Вы… Вы… – она задыхалась, и Гомозов не сразу
понял почему. По ее щекам потекли тонкие ручейки слез. – Вы… И
неужели вам жалко для меня хоть чуточку сострадания… Ведь я
прошу… Я прошу у вас, у сильного… Мне показалось, вы сможете
хоть чуточку позаботиться обо мне, на короткий срок! Я не прошу
надолго. Только сейчас, сегодня, один момент…
И она неуемно заплакала. Гомозов молчал, слушал и
сторонился этого режущего невыносимого звука. В одно мгновение
ему показалось, что перепонки в ушах не выдержали этих
частотных колебаний – взорвались. И теперь Филолет Степанович
слышал этот осколочный, всепроникающий звук нутром, будто
каждая клеточка, каждый капилляр, каждый нерв его организма,
сами порождали этот звук, и были его резонаторами. Все в мужчине
дребезжало и безостановочно колебалось, и он, готовый зажаться в
углу, беспощадно выдавил:
– Ни о ком я не заботился, и заботиться не собираюсь.
Говорите, наконец, что вам от меня нужно и идите уже. И хватит
глупостей!
Плач прекратился. Елена отвернулась и начала утирать слезы.
Подавив свои последние всхлипывания и осознав жалость своего
положения, она приосанилась и уверенным, но тихим голосом
произнесла:
– Я уже сообщала, зачем я тут! Я хочу с вами побеседовать.
Это единственное и большее, чего я прошу.
– Вы в своем уме? Скоро спать пора, какие еще беседы?! Ну,
это, ей Богу, сущее издевательство! Никогда не думал, что у кого-то
бывают такие проблемы, как у вас: «Не с кем побеседовать!» И эти
люди еще вламываются в чужие дома, чтобы как-то удовлетворить
свою мнимую потребность и мучают других! Да вы сумасбродка! –
в конце концов, вырвалось у Гомозова.
– Ах, так! – вдруг воскликнула женщина и неожиданно