Елена стояла спиной к входу, в ее руке, отражая последние закатные
лучи солнца, скользящие из окна, поблескивал нож.
– Нет! Нет! Стой! – тут же закричал Гомозов, и, подскочив к
женщине, уцепился за ее руку. – Стой!
– Опять ты! – обернувшись, нервно взвизгнула женщина.
Лицо ее исказилось от боли, Гомозов слишком сильно пережал
ей запястье.
– Отпусти! Отпусти, тебе говорят! – Елена попыталась
выдернуть руку из цепких пальцев Филолета Степановича, но это
оказалось безуспешным.
– Так нельзя! – воскликнул Филолет Степанович. – Нельзя! Не
нужно столь кардинальных поступков! Еще есть время передумать!
Отдайте мне нож! Я не позволю! Я не позволю вам… – но тут он
неожиданно притих.
И как же нелепо Филолет Степанович выглядел в своих
собственных глазах, когда взгляд его упал на нарезанную кусками
рыбу, что лежала на столе подле стоящей женщины. Ведь она вовсе
не собиралась накладывать на себя руки, а всего-то разделывала
рыбу, – пронеслась в голове Филолета Степановича предательская
мысль, и теперь, выходило, что он воспринял эту сцену иначе, на
свой лад. Гомозову сразу же сделалось как-то нехорошо. Он разжал
руку, точнее, она сама вмиг ослабела, отступил от Елены и, почти
обессилено упал в кресло, что стояло неподалеку. Голова жутко
разболелась, виски пульсировали, на глаза наползла серая дымка.
Все эти ужасные симптомы, крайне неприятные, мучительно
истязавшие нутро Филолета Степановича, наползли одновременно,
как бывало обычно. Нестерпимая раздражительность на время даже
лишила Гомозова возможности говорить, сложившаяся ситуация
взяла над ним верх, и он не сопротивлялся, а только пораженно
отлеживался в кресле, чувствуя себя тряпичной куклой, невольно
откинутой капризной рукой обстоятельств.
– По какому праву вы бесцеремонно врываетесь в мой дом? –
возмущалась Елена, расхаживая по кухне взад вперед, тем самым
маяча перед больным затуманенным взором Филолета Степановича.
– По какому праву вы хватаете меня за руки?! Или это что, новый
способ ухаживания? Не понимаю!
Гомозов, не живой не мертвый, наблюдал за движением в
помещении, и по-прежнему не мог вымолвить и слова.
– Нет, я все же не понимаю?! По какому такому праву?! И я
так предполагаю, вы не собираетесь объяснять?! – она
вопросительно задержала внимание на мужчине и тут же
прокомментировала: – Вижу! Вижу! Это не в ваших правилах,
объяснять! Так вот, что я вам скажу, мне не понравились ваши
действия! Вы – эгоист! Вы – эгоист высшей марки! Врываетесь,
хватаете за руки и потом еще ничего не намерены объяснять! Куда
же вам, вы, верно, считаете себя правым! А я?! Да у меня чуть
сердце в пятки чуть не ушло! Устраиваете тут какое-то
представление! Не понимаю, что с вами?! Вы мне казались таким
спокойным и уравновешенным… А тут выпрыгнули, и я чуть не
умерла с испугу! А что бы вы делали, к примеру, если б меня
приступ хватил из-за ваших-то наскоков? Вы хоть понимаете, что
вы меня напугали?! А?! Я чуть жизни не лишилась!
Филолет Степанович молчал, слушал. Он начинал приходить в
себя, и спустя уже минуту упреков, наконец, приподнялся с кресла,
и стыдливо потупившись, выговорил: «Извините». После он вышел
из комнаты и уныло побрел к выходу. На том визит был окончен.
Дома Гомозов был около девяти. Есть не стал, не было сил, он
просто улегся спать. Голова по-прежнему раскалывалась и гудела,
но заснул он быстро, благо, и кошмары в ту ночь не преследовали
его.
***
Начало следующего дня Филолета Степановича было
непримечательным. В семь подъем, водные процедуры, сбор на
работу. Неизменная цикличность злободневных повторений.
Однако уже с утра Гомозов был слишком раздражен. Несмотря на
спокойный сон, под глазами появились темные круги, а на лбу
возникли две поперечные складки.
Придя на работу, он понял, что сегодня не может смотреть на
женщин. Никак. Иммунная способность мозга отказывалась
сопротивляться этому влиянию извне. Все они, все эти женщины,
худые и пышные, брюнетки и светловолосые, капризные и тихони,
недалекие и слишком умно себя державшие, все они напоминали
ему о давешнем пренеприятном происшествии. Женщины… И как
тяжело, когда прихрамывает иммунитет на эту бациллу. Хуже того
болезнь имеет повсеместное распространение. Потоки слов на
высоких частотах врываются в ушные раковины, глаза колет при
взгляде на разнообразие и самобытность, можно заразиться через
кожу, прикосновением, и даже воздушно-капельным путем. Все