В первую очередь хочу поблагодарить вас… Вы много для меня
сделали, возможно даже и не подозревая этого… Во вторую –
извиниться. Поймите, я никак не намеревалась оскорблять ваших
чувств, ведь вы за последнее время сделались для меня самым
близким и ценным человеком. И я не имею права винить вас в том,
что вы не располагаете подобным отношением ко мне.
Я же предполагала, что испытать подобное чувство, как то,
что я испытала к вам, мне больше не под силу. Однако после всех
тяжестей жизни судьба подарила мне вас. Я полюбила вновь. И
полюбила всем сердцем. Выходит, я все еще достойна этого
чувства, раз умею его испытывать. Не так-то просто быть
достойной того, что дает всему жизнь. Только в любви
рождается все новое, настоящее и поистине сильное.
Мое чувство к вам меня оживило, оно вдохнуло в меня
надежду, пусть вы и не отвечаете взаимностью. Увы, это
тяжело выносить, но нет ничего тяжелее, чем не познать любви,
не познать того, в чем заложен весь великий смысл пребывания
здесь…
И все же, мое письмо – это не цель подобных рассуждений,
ибо изначально в нем предполагалось изложить иные сведения. Так
вот… Хочу сообщить вам, что в конце этой недели, в воскресенье,
я уезжаю. Это очень грустно. Не знаю, как вам, но у меня
холодеет в груди от предстоящего расставания. Но ничего не
поделаешь. Все уже решено. В объяснение сообщу, что в моем
отъезде вы не виноваты. Однако, признаю, что вы стали причиной
данной поспешности. Я перееду и буду временно проживать в
городе А.. Это вниз по реке. Путь до него около двух суток. Не
сказать, что далеко, но и ближним светом тоже не назовешь…
Печально, что так все у нас.
Если же вдруг, совершенно случайно, вы захотите
попрощаться со мной, то буду несказанно рада. Уверяю, что мои
чувства останутся при мне, и я не выкажу их в неприятной для вас
форме, что уже сделала однажды, так что не переживайте на
этот счет.
За последний месяц вспоминаю о вас только с добротой. Вы
навсегда останетесь для меня светлым прекрасным событием.
Наверное, в том моя вина, что вы не прониклись ко мне. Я была
слишком сосредоточена на себе. И жаль, что я не смогла оживить
вашего сердца… вашего твердого, но честного сердца. Похоже, не
мне за него бороться. А жаль.
С любовью, ваша Лена».
Гомозов свернул письмо и кинул его на облупившуюся
тумбочку, стоявшую неподалеку, в груди у него неприязненно
сжалось. Он взглянул на пальто, но тут же отстранил взгляд. Нет.
Не пойду. В тот день он остался дома.
***
До воскресения оставалось два дня.
На дворе была пятница, и Филолет Степанович как обычно
нарочно задержался на работе. С особым усилием он отгонял от
себя мысли о визите в поселок Оставной. В тот день у него жутко
разболелась голова, и он отложил поход в гости. По приходу домой
бледный, измученный Гомозов поспешно проглотил две таблетки
снотворного, которые за четверть часа унесли его в сонную бездну.
В субботу же сопротивление порывам давалось куда сложнее.
Пожалуй, этот день был одним из самых мучительных дней
Филолета Степановича. Внутри сосудов били нервные ключи,
заражая кровь одержимостью, и он не находил себе места. Неужели
нельзя сходить? Всего-навсего сходить и попрощаться, –
спрашивал он себя? Необходимо сходить! Нужно сходить! – тут же
отвечал ему какой-то странный внутренний голос.
Но почему-то Гомозов не шел. Возможно, причинами были
страх и боязнь за свои действия. Боязнь перед неизведанным и
запретным. Да что тут такого запретного, – мгновенно объяснял он
себе. – Придти и попрощаться? Что тут такого? И все равно сидел
на месте. Он не допускал мысли, что женщина так повлияла на его
состояние, куда хуже, что он даже ощущал привязанность к ней. А
это значило только одно – предательство своих же собственных
непререкаемых убеждений.
Попрощаться. Только попрощаться, – повторял он сам себе,
убеждая, что это действие не является унизительным. Тем не менее,
Филолет Степанович пугливо отводил взгляд от пальто и ботинок,