Он был холост, а будучи в Нью-Йорке, я вовсе не изнемогал от тоски по Дебби. Слишком уж много я тогда куролесил. Мы возвращались из студии в 8 вечера, принимали душ, что-то на скорую руку перекусывали и шли бухать аж до пяти утра следующего дня. Потом мы просыпались в час дня и ехали на поезде в Йонкерс. Так продолжалось много месяцев подряд. Первый раз в своей жизни я пил практически каждый день в течение нескольких месяцев. Как будто я наверстывал все те годы, в течение которых я не употреблял алкоголь. Мы пили пиво так, словно это был самый полезный напиток на свете, а его запасы грозили исчезновением. К тому времени, как добирались до студии, обычно мы уже были в жутком похмелье, но готовые к работе.
Конечно, не могу сказать, что так было всегда. Иногда у нас с концентрацией были большие проблемы, но никакой спешки и ограничений по срокам не было. Мы не считали, что должны постоянно иметь трезвую голову и предельную концентрацию. Мы хотели, чтобы процесс записи был более веселым и продуктивным. Наши пьянки с Джоном определенно подходили под первое.
Запись «Sound Of White Noise» мы завершили без лишней спешки, потому что для нас было важно сделать его идеальным. Чарли был немного разочарован, потому что он проделал большую часть тяжелой работы по части написания музыки, а мы в это время кутили как идиоты. Но даже притом, что я и Джон пребывали в жутком похмелье большую часть времени, проведенного в Нью-Йорке, мы куражились не 24 часа в сутки. И приезжая в Лос-Анджелес мы были решительны и целеустремлены. Что еще важнее, мы писали отличный материал.
Думаю, я заслужил свое право немного расслабиться и выпить, потому что именно благодаря мне наша фабрика оставалась на плаву все эти годы. И теперь я больше не хотел быть главным супервайзером. Но основная причина того, что я так много пил, в том, что я по-прежнему пытался пережить свой развод и справлялся со спадом других отношений, которые не должен был затевать вообще. Мой развод с Мардж высосал из меня почти все соки. Я потерял квартиру в Квинсе и большую сумму денег, а еще я был обязан несколько лет выплачивать алименты. Когда страсти улеглись, оказалось, что у меня даже нет своей ложки. И я начал все с чистого листа. В какой-то момент я попытался получить обратно коробки своих комиксов, которые никогда не брал в руки после нашего расставания с Мардж. Это была моя любимая коллекция комиксов Марвел серебряного века, все выпуски от самого начала до середины 80-х, эпохи «Невероятного Халка», «Тора», «Фантастической Четверки», «Человека-Паука», «Людей Икс», «Сорвиголовы» и других. Эти книги я собирал еще ребенком в конце 60-х. Это была не самая совершенная коллекция в своем первозданном виде, ведь большую их часть я читал и перечитывал. Потом я узнал, что отец Мардж положил их в камеру хранения и застраховал на большую сумму денег, и уже два года не оплачивал счета. Когда я позвонил в эту контору, сотрудник компании сообщил, что мне придется заплатить 20000 баксов, если я хочу вернуть их обратно. Я бы никак не смог достать такую сумму к нужному сроку, поэтому в конце концов эти комиксы попали в чужую коллекцию.
Это был очень гадкий поступок с его стороны, своеобразная месть за то, что я развелся с его дочерью. Коллекция стоила намного больше 20000 баксов, но меня волновала вовсе не рыночная стоимость комиксов, а сами комиксы. Они так долго были частью моей жизни, моей единственной связью с детством, а теперь их нет. Из-за этого я злился несколько месяцев, но потом смог идти дальше, потому что моя свобода тоже чего-то да стоила, а злость только тормозила меня. С другой стороны, иногда я замечаю книги, которые покупал в магазинах комиксов или в Интернете, и вижу, сколько они сейчас стоят, меня пробирает приступ смеха. Полоумного хохота. Как у Джокера…
Когда Джон присоединился к Anthrax, он так же, как и я находился в сложном эмоциональном состоянии. Он только что расстался с девушкой, с которой встречался больше пяти лет, и ему по-прежнему было тяжело. В некотором смысле, у нас было много общего. Он испытывал душевные треволнения, и у меня начиналась депрессия, поэтому большая часть «Sound Of White Noise» поднимала личные и внутренние темы. Я коснулся своего брака с Мардж на «State Of Euphoria» и «Persistence Of Time», но лишь чуть-чуть. Я не хотел обескураживать наших фэнов, и тогда мне было намного комфортнее писать о книгах комиксов, Стивене Кинге, отчасти об истории и политике. А теперь я хотел писать песни, которые были более личными, серьезными и настоящими.
Можно сказать, что работа с Джоном над “Room For One More”, “Only”, “Black Lodge” и “Invisible” носила терапевтический эффект. В каком-то смысле это было очищение души, потому что в нашей жизни было столько драматизма. 22 апреля 1992-го мы пошли на концерт Pantera и Skid Row в Фелт Форум в Нью-Йорке. Во время автопати я познакомился с Линн через общих знакомых. Мы начали общаться, то да се, и через несколько дней у нас возникла связь. Линн была связана с миром моды, и я начал ходить с ней в те клубы, где отрывались всякие знаменитости – то были модные и популярные заведения. Мы с Джоном сразу въехали в эту сцену. Каждую ночь мы ходили в бабские клубешники. Мы ходили за даром, нам не приходилось стоять в очереди и платить за напитки. Там было полно красивых девушек. Это были высокие, стройные, роскошные модели, а не наштукатуренные шлюховатые групи. Я такого никогда раньше не испытывал. Я просто с катушек съезжал и пошел ва-банк. У нас была такая дикая страсть с Линн, что я стал проводить больше времени в Нью-Йорке и не ехал домой.
Впрочем, с Линн я тоже не был моногамен. Да и как бы я смог? Вокруг было столько привлекательных женщин, а ей казалось было все равно. Я просто был счастливчиком, который имел возможность неслабо порезвиться. Но все же я по-прежнему был далек от людей вроде Себастьяна Баха и Брета Майклса, которые каждую ночь устраивали оргии с телками. Мне приходилось довольствоваться только одной за раз, но мне этого было вполне достаточно. Всегда оставалось время для чего-то большего. Да и потом, всегда рядом была Линн. Этот мир грез почти захлестнул мою жизнь.
Фактически живя с Линн в ее квартире в Нью-Йорке, я разговаривал с Дебби о покупке нашего дома. Опять-таки, девушка, с которой я был дома, понятия не имела, что происходит, когда я не с ней. У меня начало возникать сильное чувство дежавю, и я не хотел повторять ту же ошибку, что допустил с Мардж. Я не мог снова жить ложью. Но именно так я и делал, все время незаметно выскальзывая из дома в Калифорнии, чтобы найти платный телефон и позвонить Линн. В конце концов этот секрет стало тяжело утаивать, и я решил разорвать помолвку с Дебби и переехать к Линн.
Я рассказал Дебби, что у меня уже много месяцев есть связь, именно поэтому наши отношения и скатились в такое дерьмо. Я извинился и сказал, что больше не могу вести себя по отношению к ней так бессовестно. Это было несправедливо.
Она психанула, кричала и осыпала меня проклятьями. Дебби плакала и хлопала дверями, а потом орала на меня еще больше. Но каким-то образом за последние две недели моего пребывания дома мы все уладили. Я начал думать башкой, а не членом, и спросил себя: “Я правда хочу вернуться в Нью-Йорк и жить с этой сумасшедшей телкой-моделью?” Какими бы нестабильными у нас были отношения с Дебби, жизнь с Линн была просто пиздец. Она реально увлекалась коксом, таблетками и всяким прочим дерьмом, о котором я и понятия не имел. Я не принимал наркоту, только пил. Эта представление выходило даже за привычные рамки безумия, и я подумал: “Я правда хочу отделаться от того, что здесь творится, и кажется более надежным? Лучший ли это шаг из возможных? Может то, что происходит в Нью-Йорке всего лишь дело времени?”
Я решил, что отношения с Линн - это лишь способ избежать давления, под которым я находился, и возможность “сбросить напряжение” без всего того бремени, что сопровождает нормальные отношения. Чем больше я об этом думал, тем для меня было яснее, что я совершу большую ошибку, если у нас с Линн все зайдет всерьез. Поэтому вместо того, чтобы порвать с Дебби, я порвал с Линн.