- Конечно! - отчего-то радостно заулыбался Любимов.
- Я в городе недавно. Можно сказать приезжий. Никого еще не знаю. И вот я бы хотел спросить – можно мне с вами познакомиться? Вы я вижу человек культурный, книги читать изволите.
- Всегда рад познакомиться, - Сашка кивнул.
- Потапов Митрофан Акакиевич, - господин убрал руку с Сашкиного плеча и протянул ему для рукопожатия.
- Александр Пантелеймонович Любимов, - Сашка энергично потряс протянутую руку. – Очень приятно.
- Мне тоже. Вы понимаете, я оказался в очень затруднительном положении, - Митрофан Акакиевич почесал проплешину и закинул нижнюю губу на верхнюю. – Меня создали, вернее меня призвали в этот город…
- Пригласили, - уточнил Сашка.
- Да, пригласили. Пригласила одна дама. Для одного дела. Но я никого в городе не знаю. Особенно не знаю людей уважаемых. Вот я и подумал, что могу встретить уважаемого в городе человека в книжном магазине. Ведь куда же ещё может пойти уважаемый человек, как не книги покупать. Просвещаться, так сказать. Вы вот часто книги покупаете?
- Нет, - Сашка замялся. – Редко. Мне, понимаете ли, финансы не позволяют. Живу я скромно, можно сказать, что бедно.
- А какой литературой интересуетесь? Моя вот хозяйка всё больше юридического читает, да любовные романы.
- О, - оживился Сашка. – Я тоже любовь уважаю, но более откровенную, чем в любовных романах, - Любимов воровато огляделся и вдруг потянул Потапова к выходу. – Вы так неожиданно появились, а мне бы хотелось. Я вот вижу, что вы человек хороший и меня поймёте! Пойдёмте, пойдёмте ко мне в гости. Мне так надо вот именно с вами поговорить. Вы поймёте, что книги эротические я желал бы купить потому что…
Глава 4
Дом Сашки Любимова Потапову понравился. Большой, захламленный множеством странных вещей. Поломанная швейная машинка Зингер, тумбы, заваленные горами исписанной бумаги. «Рукописи» - пояснил Сашка. Покосившиеся шкафы, заставленные пыльными книгами пятидесятых, шестидесятых годов двадцатого века. Штук десять стульев без одной ножки, на которых, понятное дело, невозможно сидеть и только три нормальных стула. И множество посуды. Посуда стояла везде: на столах, на подоконниках, на холодильнике, даже на полу. Под потолком и в углах художественными полотнами висела жирная паутина. В общем, дом Сашки совершенно не походил на дом Милочки Ковригиной, где от чистоты свербело в глазах, и даже как-то неудобно было находиться. К тому же Митрофан Акакиевич надеялся, что его новый знакомый не будет на него орать, как это с самого его создания делала Милочка.
Сашка орать и не собирался. Напротив, со скорбным видом налив гостю чай, он стал рассказывать о своей несчастной жизни. О том, что одинок и не любим женщинами, потому что женщины любят тех, у кого есть деньги, а денег у Любимого никогда не было и уже, вероятно, и не будет. О том, что, будучи человеком страстным и обожающим дам с аппетитными формами, Сашка вынужден наслаждаться этими формами только в своих фантазиях, а в реальности… В реальности ему остается только исписывать горы бумаги. Но его литературные труды также никому не интересны. Хотя Сашка считает, что пишет он эротику хорошо и так как он, писать эротику не может никто. Любимов бы хотел найти достойные экземпляры жанра, но в библиотеке одно слащавое женское чтиво, а его привлекает суровое мужское порно.
- А в этом городе имеются куртизанки? – прервал скорбный рассказ Сашки Потапов.
- Кто? – растерялся Любимов.
- Куртизанки.
- Откуда они в Маховскграде возьмутся? От сырости что ли? У нас только проститутки и те в три дорога.
Митрофан Акакиевич задумался, а затем махнул рукой.
- Ай, и такие сойдут! Веди!
- Куда? – от такого виража событий Сашка пребывал в состоянии ирреальности.
- Ну, где тут у вас проститутки обитают? Туда и веди.
***
Бросив недопитый чай, Любимов и Потапов направились к «красному кирпичному дому». Именно так жители Маховскграда называли место, где состоятельные мужчины могли утешить свои самые скрытые желания. На вид «красный кирпичный дом» выглядел самым обычным, каких тысячи в Маховскграде. Здесь проживала некая Заболотская, обычная деревенская баба, напустившая на себя немного городского лоска. В народе кликали Заболотскую сутенершей. Себя же сама она называла благодетельницей.