Михайловна хмыкнула, поднимая грузное тело с узкой лавки.
- Ну, пойдём, а то и комары очень уж свирепые ныне, похлеще любых чудовищ будут.
Засиделись Петровна с Михайловной допоздна. То чаю попьют, то пирога поедят, то в карты перекинуться. Вот и полночь незаметно подкралась. И тут сначала тихо, а потом всё нарастая с улицы, со стороны огорода донёсся вой, басистый, не человеческий, да и звериным его трудно назвать. Потому что никакой зверь так протяжно, жутко и долго выть не может. Прошло минут пять, а непрерывный вой и не думал смолкать, а потом к нему прибавилось металлическое лязганье и шаги, будто великан через дома ступает. У Михайловны от страха очки с носа упали, и карты из рук на пол посыпались.
- Что это? – побелевшими губами спросила она.
- Я тебе говорила что! – как-то победоносно произнесла Петровна. – А ты не верила. Вот послушай, наше маховскградское чудовище.
Шаги, лязг и вой приближались. Вот они уже под самыми окнами.
- Господи, - истово перекрестилась Петровна. – А ведь раньше оно только за огородами ходило, а вон теперь прям сюды припёрлось!
- Давай в окно поглядим, - кинулась Михайловна к занавеске, но Петровна повисла на её руке, как мешок с мукой.
- Что ты?! А ежели оно как Вий? Помнишь у Гоголя? Посмотрит чудовище тебе в глаза, и упадешь замертво!
- И что у вас за город такой! – заголосила Михайловна. Испугалась она по-настоящему. Сколько на свете прожила, а не думала, что на старости лет с проделками нечисти знакома будет.
- Ох, и не говори!
- А может, хулиганит так кто? – не унималась Михайловна.
- Да ты что?! Какой же человек, по-твоему, так орать и шагать может? Разве что Кинг-Конг или Годзилла какая-нибудь.
- И то верно, - Михайловна слушала, как неведомое нечто, миновав их дом, пошло дальше по Заречной к мосту.
***
Наутро Михайловна, придя в себя, засомневалась в мистическом происхождении ночных жутких звуков и решила наведаться в гости к знакомому участковому, который по совместительству приходился Михайловне двоюродным племянником.
На следующую ночь полицейские устроили на Заречной засаду. Спрятались в густых кустах сирени. В полночь, по традиции вой, лязг и топот вышел из-за огородов на асфальтированную дорогу, а поскольку как раз наступило полнолуние, то стражи порядка увидели следующую картину.
Шли двое: маленький толстый и высокий худой. Шагали в ногу. Маленький толстый к лодыжке привязал оглоблю, а высокий худой при каждом шаге бряцал цепью. Когда маленький заканчивал орать, его крик перехватывал высокий.
- Вот засранцы! – воскликнул племянник Михайловны и врубил фары полицейской машины.
***
Идея этого развлечения пришла в голову Митрофану Акакиевичу спонтанно. Дамы легкого поведения надоели ему и Сашке до тошноты. А хотелось веселья. И тут Любимов рассказал, как недавно одна местная бабулька отказалась угостить выпивкой, хотя обычно всегда на просьбу Сашки выделяла полтора литровую бутыль вина. Вот и решено было бабулю попугать изрядно. Тогда то и появилось маховскградское «чудовище». И хорошо жилось «чудовищу» до того момента, когда фары полицейской машины не ударили жёлтым противным светом прямо в глаза.
Сашка и Митрофан замерли от неожиданности.
- Попались, - обречённо пробормотал Сашка, наблюдая, как к ним бегут бравые ребята.
- Это они нас, арестовывать, что ли? – Потапов прикрыл ладонью один глаз и зажмурил другой.
- Да, и ведь арестуют, сволочи, - подтвердил Любимов.
- Друг, не дрейфь, - Митрофан Акакиевич приобнял Сашку и…
Они мгновенно переместились во двор к Милочке Ковригиной.
- Где это мы? – Сашка от шока так вытаращил глаза, что, казалось, они сейчас вывалятся из глазниц.
- У меня дома, - Потапов разочарованно отвязывал от ноги оглоблю. – Эх, какое веселье сорвалось. Ты как думаешь, попугали мы твою бабусю?