— Ты так летишь, словно хочешь убежать от меня.
— Да, ты угадал. Увидит нас кто-нибудь — и опять сплетни пойдут.
— Или, может, спешишь к другому?
— А кто же мне запретит? Я вдова теперь.
— Недаром, видно, говорят в деревне, что ты метишь в экономки к одному ксендзу!
Ягна рванулась, как вихрь, и побежала от него. Из ее глаз жгучими потоками струились слезы.
XI
Уже местами люди выходили с серпами, кое-где на взгорьях и косы сверкали. В тех деревнях, где поля были расположены в низинах, еще только готовились к жатве, но и там она должна была начаться со дня на день.
И в Липцах через несколько дней после бегства Роха начались усиленные приготовления. Спешно приводили в порядок решетки телег, рассохшиеся телеги мочили в озере, убирали овины, и они везде стояли настежь открытыми, кое-где в тени скручивали из соломы перевясла, и почти у каждой избы мужики клепали косы. Бабы пекли хлеб, готовили еду на дни страды, и такая была суматоха, как бывает в деревне только перед большим праздником.
К тому же в Липцы съехалось много народу из других деревень, и на дорогах и у мельницы было шумно, как на ярмарке. Мужики приехали, чтобы смолоть зерно, но, как назло, воды было мало, на мельнице работал только один жернов, да и то еле-еле. Мужики терпеливо ждали своей очереди, каждому хотелось смолоть до жатвы.
Немало народу толпилось и у дома мельника — покупали муку, крупу разную, а то даже и готовый хлеб.
Мельник лежал больной, но все делалось по его указке. Он кричал жене, сидевшей во дворе под открытым окном:
— Репецким не давай в долг ни на грош — они своих коров водили к ксендзову быку, а не к нашему, так пускай же ксендз им и муку в долг отпустит!
И не помогали ни просьбы, ни жалобы. Напрасно мельничиха просила за самых бедных — мельник заартачился и ни одному из тех, кто водил корову к ксендзу, не позволил отпустить в долг ни фунта муки.
— Понравился им бык ксендза, так пусть его доят! — выкрикивал он.
Мельничиха, которой тоже что-то сегодня нездоровилось, заплаканная и с подвязанной щекой, только плечами пожимала и тайком от мужа не одному давала в долг, сколько могла.
Пришла Клембова и попросила полчетверти пшена.
— Если заплатите сейчас, так берите, а в долг не дам ни крупинки.
Клембова сильно огорчилась: она, конечно, пришла без денег.
— Томаш за ксендза горой стоит, так пусть у него и крупы просит!
Клембова обиделась и сказала запальчиво:
— Конечно, он за ксендза стоял и будет стоять, а у вас ноги его больше не будет!
— Невелика печаль, не заплачем! Попробуйте молоть в другом месте.
Клембова ушла озабоченная, потому что в доме не было ни гроша, и, наткнувшись на жену кузнеца, сидевшую у запертой кузницы, стала ей жаловаться на мельника и даже заплакала.
Но Магда сказала с усмешкой:
— Не горюйте, недолго ему царствовать!
— Да кто же справится с таким богачом?
— Как построят у него под самым носом ветряную мельницу, так шелковый станет!
Клембова и глаза вытаращила от удивления.
— Мой мельницу ставит. Сейчас только пошел с Матеушем в лес дерево выбирать. Будут ее строить на Подлесье, около креста.
— Ну, ну! Михал ветряную мельницу строит! Вот не думала, не гадала! А этому обдирале-мельнику так и надо, теперь спеси-то поубавится!
Повеселевшая Клембова быстро шла домой, но, увидев Ганку, стиравшую у избы, подошла к ней поделиться неожиданной новостью.
Антек, что-то мастеривший у телеги, услышал их разговор и сказал:
— Магда правду говорит: кузнец купил у помещика двадцать моргов на Подлесье и поставит там ветряную мельницу. Мельник взбесится от досады, но поделом ему, теперь мягче станет! Он уж всем тут так насолил, что его никто не пожалеет.
— А что, про Роха ничего не слыхать?
— Ничего, — Антек торопливо отвернулся.
— Странно это — третий день, как пропал человек, и неизвестно, что с ним.
— Да ведь он не раз уже куда-то уходил, а потом опять возвращался.
— А кто из ваших в Ченстохов идет? — спросила Ганка.
— Идет Евка моя с Мацюсем. Нынешний год из Липец немного народу собирается.
— И я пойду — вот стираю на дорогу одежу полегче.
— А из других деревень, говорят, много пойдет.
— Подходящее время выбрали — в самую страду! — проворчал Антек. Решению жены идти на богомолье он, однако, не противился, зная, по какому случаю она дала этот обет.
Поговорили еще о том о сем. Вдруг прибежала Ягустинка.
— Знаете новость? Час тому назад вернулся с военной службы Ясек!
— Терезкин муж? А она говорила, что он вернется только к осени.
— Я его сейчас видела. Глядит молодцом и говорит, что страсть как по своим стосковался.
— Хороший он мужик, только горячий и упрямый. А Терезка дома?
— Она лен у ксендза рвет и еще не знает, что ее дома ждет.
— Опять в Липцах заварится каша — ведь ему сейчас же все расскажут!
Антек внимательно слушал — эта новость его сильно заинтересовала, но в разговор он не вмешивался. Ганка и Клембова, искренно жалевшие Терезку, стали предсказывать ей тяжелую расплату за грех, но Ягустинка перебила их:
— Ну ее к чертям, такую справедливость! Уйдет какой-нибудь бычок на несколько лет, бог знает куда, жену одну оставит, а потом, если с ней, бедняжкой, грех случится, он готов ее со свету сжить. И все против нее! Где же тут справедливость? Мужику можно там гулять с другими, и никто про него худого слова не скажет! Ну, и дурацкие порядки на свете! Что же, разве баба — не живой человек, деревянная она, что ли? А если уж ей приходится отвечать, так пусть и любовник расплачивается, — вместе небось грешили! Отчего ему только утеха, а ей слезы, а?
— Милая моя, так уж испокон веков повелось, так оно и останется, — сказала Клембова.
— Останется людям на погибель, дьяволу на радость! Нет, я бы иначе постановила: взял кто-нибудь чужую жену — так пусть она с ним навсегда и остается, а не захочет он, потому что ему уже другая больше приглянулась, — дубиной подлеца, да и в острог!
Антек расхохотался, — уж очень его насмешила запальчивость Ягустинки. Она подскочила к нему и закричала:
— Вам это только смешно, да? Разбойники вы окаянные, вам каждая мила до тех пор, пока своего не добьетесь. А потом еще издеваетесь!
— Раскричалась, как сорока к дождю! — с досадой сказал Антек.
Ягустинка скоро умчалась в деревню и пришла только к вечеру заплаканная.
— Что это с тобой? — встревожилась Ганка.
— Насмотрелась на горе людское, даже в голове мутится! — выговорила Ягустинка сквозь слезы и всхлипывания. — Знаешь, Козлиха все выложила Ясеку!
— Все равно, не она, так другая ему рассказала бы — таких дел не скроешь.
— Верь мне, там у них страшное что-то готовится! Побежала я к ним — никого дома не было. Захожу сейчас — сидят оба и плачут, а на столе разложены подарки, что он ей привез. Господи, у меня даже мороз заходил по телу, как будто я в могилу заглянула. Ничего не говорят, только плачут. Мать Матеуша рассказала мне, как дело было, — у меня волосы дыбом встали!
— Не знаете, он про Матеуша что-нибудь говорил? — с беспокойством спросил Антек.
— Зол на него, не дай бог! Матеушу это даром не пройдет.
— Не беспокойтесь, Матеуш у него прощения просить не будет! — гневно отозвался Антек и, не слушая больше, пошел на Подлесье предупредить друга.
Он застал его у Шимека. Матеуш и Настуся сидели на завалинке и о чем-то тихо беседовали. Антек отозвал ею в сторону и рассказал о приезде Ясека.