— Что ты делаешь, ради Гегемона?! — воскликнула лежавшая рядом Диль, и я обнаружил, что расположившийся за ней Равуда не просто поднялся, а еще и навел автомат на меня.
Я мог видеть под щитком забрала его лицо, красивое, правильное, губы в тонкую ниточку, и красные глаза — один в два раза больше другого. Лучше всех у нас стрелял Дю-Жхе, узкоглазый ферини, но Равуда мало ему уступал — с пяти шагов не промахнется.
Что с ним не так?
— Э, что за ботва? — я начал подниматься.
Взгляд Равуды просто кипел ненавистью, и не было сомнений — он готов стрелять.
И я не понимал, в чем дело.
Ну да, подрались мы в первый день, но это лишь недоразумение, иногда бывает. Навешал он мне знатно, синяки пока не рассосались, но драка была честной, и я обиды на него не затаил.
Между двумя мужиками такое случается, но потом — если это настоящие мужики — вопрос считается закрытым.
— Лежиии, — прошипел Равуда.
За спиной у него виднелся Фул, еще дальше переминался с ноги на ногу Молчун, тот самый хилый на вид альбинос, которого я заметил в первый день — его звали по прозвищу, как и Крыску. Вся свита нашего мускулистого красавчика, шакалы при тигре.
— Остановись, боец, — бросил из-за моей спины Аюльвао, плотный, весь покрытый белесым пухом бюдрака: он был старше всех нас, по земным меркам ему перевалило за тридцать, и он был помешан на всем военном — на оружии, уставах, тактике и стрельбе. — Нельзя наводить ствол на соратника!
— И тебя завалю, волосатик, если надо будет. О, да-да… — проговорил Равуда, но взгляда от меня не отвел, и в голосе его не было ненависти — ясно, что претензии у него только ко мне. — Но сначала тебя… и не насмерть, а в руку, в ногу, в пах… чтобы мучился. Готов?
Что делать? Этот сумасшедший меня сейчас пристрелит! Лирганы нет рядом! Йухиро отпросился на какую-то свою церемонию! А больше авторитетов для него нет!
— Ты еще в спину мне выстрели, храбрец, — сказал я, медленно подтягивая ноги.
Если что, прыгну вперед, через бруствер, глядишь он и промажет, а там суматоху заметят офицеры.
— Я… — начал Равуда, но его перебил хриплый визг.
Я аж вздрогнул, и завертел головой, пытаясь сообразить — откуда этот дикий звук?
Высокая, фигуристая девка, чьего имени я не запомнил, хотя мы вроде знакомились, каталась по земле и лупила по ней кулаками. Глаза ее бешено вращались, изо рта шла кровавая пена, и словно пузыри в ней лопались надрывные, истошные выкрики.
— Помилуй нас Святые Предки, — сказала Диль. — Это… это же переводчик… Гегемона Силой и Светом мы сохраняем ясность разума, да пребудет он с нами вечно, приносящий Главную Жертву…
Равуда тоже уставился на бесноватую, опустил автомат.
— А что с переводчиком? — спросил я.
Вспомнился офис, кушетка, на которой мне вживляли эту штуку, и то, как паршиво я тогда себя чувствовал. Симптомы — головная боль, головокружение, ощущение, что я сразу в нескольких местах — вернулись вчера, и меня сильно напугали, но дело было вечером, перед самым отбоем, а к утру все прошло.
Но сейчас я снова напрягся.
— Ахххррррыыы… — выдавила девка, и ее выгнуло дугой, в какой-то момент она встала на затылок и пятки, точно йог, а следующий момент сжалась, как эмбрион, и ее вырвало кровью.
— Он у нее плохо вжился, — пояснила Диль. — И работал странно… Она жаловалась… Боли в затылке, галлюцинации.
Тут я не просто напрягся, а похолодел — неужели меня ждет нечто подобное? Отлично — если не пристрелит вон тот красноглазый псих, то сведет с ума вросший в голову нелюдской прибор!
Хрен редьки не лучше!
Пока мы пялились на бесноватую, Аюльвао вскочил и оказался между мной и Равудой.
— Остановись, боец, — повторил он.
Равуда улыбнулся, и я не знаю, что бы он сделал дальше, если бы в этот момент не вернулась Лиргана.
— Чего замерли, куски дерьма? — прорычала она, и красная точка прицела пропала с моего забрала — все, центурион отключила наше оружие, им теперь можно только драться, как дубинкой. — Держать ее надо было, чтобы себе не повредила! Помогай, ты!
И во вскинутой руке ее блеснул шприц, полный синей жидкости.
Святилища для поклонения Гегемону и его предкам располагались на каждой из палуб. Ходить туда никто не заставлял, за непосещение не наказывал, баллов опыта за визит не давали, и все же многие таскались туда дважды в день, утром и вечером — кто отдохнуть от казармы, кто и вправду помолиться.
Как-то пошел и я, из любопытства.
Святилище оказалось не одним помещением, а целым комплексом — круглый зал, окруженный колоннами, и куча таких же круглых молелен, только поменьше, словно лепестки вокруг соцветия. В центральном зале обнаружилась громадная статуя нынешнего Гегемона из черного камня, в комнатах стояли изваяния его предшественников, и я вытаращил глаза, обнаружив среди них женщин.