И они мне нужны? — подумал он. Велики шишки. Что они понимают? Они сыновей теряли?
Он вернулся в магазин и отдал Шерли мелочь.
— Шварц пришел? — спросил он.
— Нет, мистер Гриншпан.
Оштрафую, подумал он. Как пить дать, оштрафую.
Он огляделся и увидел, что в магазине появились покупатели. Не то чтобы много, но больше, чем он ожидал. Молодые домохозяйки, жены университетских преподавателей. Хорошие покупательницы, подумал он. Хорошие клиентки. Знают, сколько могут потратить, и точка. Не морочат голову из-за цен. Вот если бы покупательницы постарше брали с них пример. Приходят в мехах и считают, раз они ходили еще в его старую лавочку, значит, им положены привилегии. В супермаркете? Какие здесь могут быть привилегии? Разве в «Эй энд Пи» есть скидки? А в «Нэшнеле»?[41] Чего же они от него хотят?
Он прошелся по рядам, поправляя товар на полках. Ладно, подумал он, хоть какой-то народ есть. Если так будет весь день, хоть несколько центов он заработает. Несколько центов, подумал он. Несколько долларов. Да какая разница?
Ее он заметил, когда разговаривал с распространителем. Тот пытался рассказать ему о новом товаре, о каком-то порошке, десять центов с коробки скидка и еще что-то, но Гриншпан не сводил глаз с нее.
— Возьмете несколько ящиков на пробу, мистер Гриншпан? В Детройте, стоит его выставить на полки…
— Нет, — перебил его Гриншпан. — Не сейчас. Он плохо продается. И мне он ни к чему.
— Мистер Гриншпан, я же вам о чем толкую! Это совершенно новый товар. Всего три недели, как в продаже.
— Потом, потом, — отмахнулся Гриншпан. — Поговорите с Фрэнком, я занят.
Оставив распространителя, он пошел по проходу за женщиной: останавливался, когда останавливалась она, поворачивался к полкам, делал вид, что что-то там поправляет. До одного яйца, хоть до одного яйца дотронется, подумал он, я ее вон вышвырну.
Это была миссис Фримкин, жена доктора. Старая клиентка и бывалая мошенница. Большая специалистка. Долго сюда не ходила — после того, как они повздорили из-за тридцати пяти центов за доставку. За ней нужен глаз да глаз. У нее в запасе куча уловок. Бывало, подойдет украдкой к яйцам и пару-тройку проткнет. Вытрет пальцы об себя и идет жаловаться: из-за него, мол, она платье испортила, «с полным доверием к вам» отбирала яйца, думая, что они целые. «С полным доверием к вам», — она вечно это повторяла. Вот и приходилось за целую коробку брать с нее, как за полдюжины, лишь бы заткнулась. Большая специалистка…
Он подошел к ней. И с облегчением увидел, что на ней хорошее платье. Фокус с яйцами она проделывала, только если была в домашнем.
— Джейк! — улыбнулась ему она.
Он молча кивнул.
— Я слышала про Гарольда, — сказала она печальным тоном. — Мне доктор рассказал. Я как узнала, со мной чуть сердечный приступ не случился. — Она тронула его за локоть. — Я вот что скажу, — продолжала она. — Мы ничего не знаем. Просто не знаем. Вот миссис Барон, она нашей соседкой была, когда мы еще на Дрексель жили, упала замертво на улице, и все. А у нее дочка через месяц замуж выходила. Как ваша жена?
Гриншпан пожал плечами:
— Я могу вам чем-нибудь помочь, миссис Фримкин?
— Я что, здесь в первый раз? Не нужна мне помощь. Вы своими полками занимайтесь. Я, что мне нужно, сама возьму.
— Ну да, — сказал он, — да. Берите. — У нее был еще один приемчик. Она приходила в магазин — к нему, в «Эй энд Пи», без разницы, и смотрела, что сколько стоит. Даже цены записывала. Он отлично знал, что она ничего не купит, пока не убедится, что нигде нет хоть на цент дешевле.
— Мне совсем немного нужно. Вы за меня не беспокойтесь, — сказала она.
— Да-да, — сказал Гриншпан. Вот сволочь — так бы шею и свернул!
— Фрукты хорошие? — спросила она.
— Между нами?
— А как же!
— Честно признаюсь, — сказал Гриншпан, — такие хорошие, что мне даже обидно, что их раскупают.
— Может, куплю бананчик.
— И не ошибетесь, — сказал Гриншпан.
— У вас славный магазин, Джейк. Я это всегда говорю.
— Так купите что-нибудь, — сказал он.
— Поглядим, — произнесла она загадочно. — Поглядим еще.
Они стояли около консервированных овощей, и она потянулась за банкой горошка. Многозначительно смахнула пыль с банки и взглянула на цену.
— Двадцать семь? — спросила она удивленно.
— Да, — сказал Гриншпан. — Это что, много?
— Ну… — протянула она.
— Да чтоб мне пусто было, — сказал он. — Двадцать два года в торговле и до сих пор не знаю, сколько брать за банку горошка?
Она недоверчиво покосилась на него и, натянуто улыбнувшись, осторожно поставила банку на место. Гриншпан свирепо на нее зыркнул и ухватил за рукав проходившего мимо Фрэнка, сделав вид, что тот ему срочно понадобился. Он вел Фрэнка, держа его под локоть, по проходу и спиной чувствовал взгляд миссис Фримкин.
— Вот ведь подлая баба… — прошептал он.
— Не заводись, Джейк, — сказал Фрэнк. — Может, она снова станет к нам ходить? Ну любит она схитрить, и что с того? Я даже обрадовался, когда ее увидел.
— Чему тут радоваться? — сказал Гриншпан. Бросив Фрэнка, он направился к мясному отделу. — По телефону заказы делали? — спросил он Арнольда.
— Всего несколько, Джейк. Хочешь, соберу?
— Да ладно уж, — сказал Гриншпан. — Давай мне. — Он взял у Арнольда бланки. — Я ими сам займусь, пока все тихо.
Он просмотрел заказы, отобрал в кладовке четыре коробки получше. Снимал продукты с полок, и, аккуратно укладывая их в коробки, с удовольствием поглядывал на редеющие шеренги. Отправляя в коробку очередную банку, он думал о том, насколько уменьшился запас. На стоявшей за мясным прилавком колоде, в которую кровь уже впиталась навечно, он срезал жир с большого куска мяса. Арнольд, привалившись к рулону оберточной бумаги, стоял у него за спиной. Гриншпан чувствовал на себе его взгляд.
— Заказ Бернштейн? — спросил Арнольд.
— Угу, — ответил Гриншпан.
— У нее сегодня гости. Она сама сказала. День рождения мужа.
— Поздравляю.
— Слушай, Джейк, — сказал Арнольд, — я схожу пообедаю?
Гриншпан сначала срезал с мяса последнюю полоску жира, а уж потом посмотрел на Арнольда:
— Ну иди.
— Да, — сказал Арнольд, — маловато народа сегодня. Ты заметил?
Гриншпан кивнул.
— Так я пойду перекушу. Может, днем будет поживее.
Он взял коробку и стал собирать следующий заказ. Подошел к стройным пирамидкам консервированных фруктов. Да уж, ненамного уменьшилось, подумал он с горечью. Конца этому нет. Так никогда не распродать. На продуктах серьезных денег не заработаешь. Он с тоской подумал о сотнях скопившихся в магазине видов товара — разных фирм, разных размеров. Он отслеживал всех покупателей, отмечал, что они кладут в тележки. Это кошмар, подумал он. Он же не бриллиантами торгует. И не роялями. Он продает хлеб, молоко, яйца. Тут оборот нужен, иначе тебе конец. Он только деньги попусту тратит. Электричество, холодильники, вывески в витрине, зарплата, распродажи, ассортимент. Вот взять крупные магазины. У них свои парковки. У них реклама. У них дисконтные карты. Для них два процента от прибыли — пустяк. А еще продают дешевле, но с нагрузкой. Фермы, сыроварни, пекарни, консервные заводы — все свое. Все! Сволочи! Да это самоубийство — с ними тягаться.