Выбрать главу

Евгений Васильевич Шишкин

Мужская жизнь

1

На свидание с Полиной я опаздывал уже на полчаса, но свою мощную «пятёрку» БМВ не гнал, ехал в потоке за стареньким автобусом. А мобильный телефон настроил «вне зоны доступа». Я не собирался досадить Полине, которая сейчас ждала меня к обеду, — готовила она, кстати, мастерски, — но хотел дать понять, что наш роман заканчивается; необязательность, опоздания, отсутствие цветов и подарков — это знаки той самой близкой разлуки, которую я наметил на нынешнюю весну.

Хотелось бы порвать немедля — сегодня же! — в тёплый апрельский день, как раз перед отпуском, который я не собирался проводить с Полиной, но по опыту я знал: не со всеми — ох! не со всеми! — женщинами можно порвать враз, в один день, иногда лучше, менее болезненно затянуть бодягу на несколько недель-месяцев, чтобы постепенно рассосалось...

Я и женщинам, с которыми встречался, объяснял, даже учил их: нельзя бросать мужчину резко, в одночасье уходить от мужа, сожителя, любовника. Конечно, не всякий мужчина, но большинство очень привязываются к женщине и страдают смертельно, потеряв спутницу, а если ещё она ушла в открытую к другому, впадают в безумство ревности, в пьянство, деградируют. «Если ты, голуба, надумала со своим мужиком порвать, — наставлял я своих подруг, потрясывая перед ними указательным пальцем, как перед ученицами, — сделай это плавно, пластично: раз-другой не явись на свидание, опоздай, отлучись на месяцок, найди сотню причин, чтобы не спать с ним, прикинься больной... И так постепенно создай в мозгах мужчины фундамент, на который он и сам сможет положить стену отчуждения... (Я строитель, поэтому термины «фундамент», «стена» для меня привычные.) А рубить одним телефонным звонком: «Всё, больше никогда не приходи!» — это конфликт, слёзы, ругань, оскорбления...»

От Полины я тоже не хотел слёз, ругани, оскорблений. По большому счёту, мы не так уж плохо провели вместе больше года. Ну, а дальше и глубже, пожалуй, не стоит. «Не она первая, не она последняя», — шепнул я себе тихо, по секрету. Но тут же осёкся, поглядел в зеркало заднего вида. Седина на висках и уже по всей голове. А седина не красит. Может быть, облагораживает, но не красит. Мне уже сорок пять. Эта дата казалась рубежной, коварной. За ней начинается старость. Сперва прямиком к полтиннику, а там — к пенсии. И... финиш. Дембель.

Не так давно я пришёл в кассу покупать билет на самолёт, кассирша предупредила: паспорт срочно меняйте, скоро недействителен будет. А в паспортном столе обыкновенно-недовольная тётка в окошке с обыденным цинизмом сказала:

— Надо сфотографироваться. Выдадим последний паспорт.

— Почему последний?

— После сорока пяти не меняют.

Этот «последний» паспорт слегка перевернул мир. Жизнь будто покатилась вниз. «Последний»... Значит, всё последнее. А у меня еще нет семьи, нет любимой женщины. «А Полина? — словно бы дразня себя, спросил я. — Полина уже не считается».

Город наш Гурьянск — провинциальный, большой районный центр, жителей до сотни тысяч, но все друг друга знают и всё про всех знают. Полина овдовела года три назад. Мне она рассказывала, что её муж в последнее время часто болел, но продолжал пить. Умер в постели «после запоя». «Добрые» люди донесли мне подробности: муж якобы просил Полину сходить в магазин и купить ему «чекушку». Она не пошла. По телевизору шёл новый сериал, не хотела пропускать. Так и умер он, не дождавшись похмельного стакана. Сколько правды было в этой истории, я определить не возьмусь, но то, что Полина ради дурацких сериалов готова плюнуть на всё, — это точно. А если я, как её горемыка муж, буду лежать в постели и просить коньяку, а по телевизору пойдёт сериал, а у неё каждый второй — любимый, что будет тогда? Что-то в ней есть леденящее, бесчувственное. Мне теперь хотелось именно это подмечать в Полине...

Слева на большой скорости меня и весь поток автомобилей обогнал по встречке жёлтый раздрызган-ный «жигулёнок» с затемнёнными стёклами. Пробки, цепи машин, движущихся черепашьим шагом, и для нашего Гурьянска стали обыденными. То ли я, то ли мой стальной конь не выдержал и помчался вслед за «жигулёнком», чтобы обойти затор. Я ехал близко к «жигулёнку», прикидывал, куда можно будет пристроиться, если на встречке появится лобовая машина. Кто сидит в «жигулёнке» за рулём, не было видно за тёмными стеклами, но, видать, кто-то отчаянный. Сейчас на таких развалюхах ездят бомбилы, шабашат таксистами какие-нибудь молдаване, узбеки... Вскоре я обошёл и попутный поток и обогнал «жигулёнок» — косо глянул на остающуюся по борту машину. И вдруг увидел за рулём сына.