Пришедшая медсестра, хваткая пожилая бабёнка в крупных очках, с наполненным шприцем в руке, тоже церемонилась со мной недолго:
— Чего кричать-то? Надо потерпеть... Пьёте, пьёте... Почки не железные. С доктором вам повезло. Добрый. Последнюю ампулу вам отдал. Лучшее лекарство...
— Что за лекарство? — сквозь зубы пробормотал я.
— Анальгетик. Наркотик, по правде-то сказать. Боль как рукой снимет... А почечная колика — такая зараза. Никто никогда не знает, где это начнётся. Может, камушек с места стронулся и пошёл гулять... Лежи. Отойдёт. — Медсестра, так же деловито, как доктор, ушла от меня.
Снова я остался один. Но уже в другом состоянии. Незаметно для себя я перестал стонать, подстанывать, тяжело вздыхать. Затем незаметно отступила боль. Она отступила не разом, а постепенно. Сперва я перестал думать о боли, хотя и живот, и спина превратились у меня за время приступа в единый неповоротливый тяжёлый камень. Но теперь этот камень не давил, не приносил страданий. Я лежал с закрытыми глазами, и перед моим внутренним взором творилось что-то невообразимое. Будто в тёмном ночном небе необыкновенного сиреневого цвета вспыхивали, неярко и нерезко, разные звёзды; они мягко играли радужными цветами, перемигивались, мерцали; они окончательно приносили обезболивающее избавление, они уносили меня от мира здешнего в мир бесчувственный, разноцветный и сказочный. С каждой минутой мне делалось всё лучше. Ничего подобного прежде я не испытывал. И дело было не в красоте звёзд, потом эти звёзды и вовсе исчезли, а перед глазами было что-то светлое — словно ранняя зорька на дальнем горизонте. Но видимые образы были сопутствующими, главное — внутри нарастало насыщение радостью, как будто всю мою плоть, все клетки моего организма наполнились здоровой силой, способной поднять меня не только с кушетки, но и с земли — в небо. Хотелось смеяться! А ведь прошло всего несколько минут после того, как я безбожно орал от боли.
И тут, как бывало со мной, в эти минуты и мгновения опять пролетела в моём сознании цельной, многокрасочной картиной моя жизнь. Но сейчас ярких счастливых красок в ней было много больше, чем когда-то прежде. Я слышал и ласковый голос матери, я чувствовал морозный запах ели, которую мы спиливали с отцом на новогодний праздник, я безудержно был влюблён в одноклассницу Ладу, и эта любовь простиралась на внезапном полотне жизни неким восходом солнца, а по коже бежали мурашки от счастья...
Из тихих ласковых галлюцинаций меня вывел голос врача, а потом голос жены Анны.
— Утих, уснул, значит, всё нормально. Приступ прошёл.
— И что теперь делать? — спросила Анна.
— Обследоваться, лечиться... Да, да, да... Тут никуда не денешься.
Я отстранённо слышал разговор и сквозь ресницы смотрел на врача и жену; мне не хотелось открывать глаза шире. Но внутренний толчок встрепенул меня.
— Куда меня сейчас, в палату? — спросил я доктора.
— Нет, нет, нет, — живо откликнулся доктор. — Можно обойтись и без стационара. К тому ж в стационаре все равно нет лекарств... Амбулаторно полечитесь.
Я с улыбкой смотрел на Анну, взял её протянутую руку.
— Выходит, ничего страшного? — спросил я.
— Бывает и хуже.
В этот момент в приёмный покой вошёл высокий решительный человек, тоже в белом халате; по всему видать, врач рангом повыше, чем мой лысый лекарь-избавитель. Это был главврач.
— Ах, вот вы какой, голубчик! Мне весь телефон оборвали... — с некоторой издёвкой заговорил он и подозрительно посмотрел на Анну: — А вы кто?
— Жена, — ответила она и вдруг почему-то расплакалась: — Скажите честно, что с ним, доктор?
Но главный врач на её вопрос не ответил, зато уточнил:
— Значит, вы жена?
— Да.
— А кто вам сообщил о приступе вашего мужа и где он находится?
— Его секретарша.
Главный кивнул, сказал уверенно Анне:
— Не беспокойтесь! С вашим мужем всё будет хорошо. А пока выйдите, пожалуйста. Мы ещё раз осмотрим вашего мужа... — Он почему-то выделил эти слова «вашего мужа».
Как только Анна оказалась за дверью, главврач покачал головой.
— Да-а, голубчик. — Он присел на край кушетки. — Мне звонят и звонят. Но я не могу говорить о диагнозе больных чужим людям, а только близким родственникам... У вас ещё две жены, голубчик. Не считая той, которая стояла только что здесь.
Я не понял, куда он клонит:
— Откуда они возьмутся, ещё две?
Главный понизил голос, сказал по секрету:
— Мне сначала позвонила ваша секретарша, представилась, расспросила, где вы и что у вас... Тут всё понятно. Но потом ещё позвонили две женщины, и каждая из них представилась вашей женой. Итого три, Валентин Андреевич!