– Вы опять прячетесь? – раздался у нее за спиной голос Мельника.
Она обернулась и сделала приветливое лицо. Барин стоял рядом с ней, держа в руках рюмку и бокал.
– Давайте выпьем, Анастасия Павловна, – сказал он, протягивая ей бокал. – Это мартини. Меня предупредили, что ничего другого вы не пьете.
Пить ей не хотелось, тем более с Барином. Но и отказываться неприлично. Настя взяла бокал и вопросительно посмотрела на начальника.
– За что будем пить?
– За нас с вами.
– То есть?
– За нас с вами, – повторил Мельник с улыбкой. – За то, чтобы у меня, вашего нового начальника, и у вас, лучшего аналитика Петровки, получилось плодотворное сотрудничество. Я знаю, что вы пользуетесь заслуженным авторитетом среди коллег, и от вашего отношения ко мне зависит и отношение ко мне всех остальных. Поэтому наши с вами деловые отношения должны стать добрыми и строиться под знаком взаимопонимания. За это я и прошу вас выпить вместе со мной.
Ну что ж, подумала Настя, по крайней мере откровенно. Он, со свойственным ему мужским шовинизмом, считает женщину в любом деле самым слабым звеном, поэтому и видит ее в качестве самой легкой добычи. Переманив в свой стан сначала ее, потом взявшись за других сотрудников, мягких и не строптивых по характеру, он постепенно переведет количество в качество, заручившись поддержкой большинства, после чего и с меньшинством справится.
Она слегка приподняла бокал и выпила мартини, не чокаясь с начальником. Надо было бы улыбнуться, но настроения нет… Барин осушил рюмку одним глотком.
– Что ж вы пьете не чокаясь, как за упокой души? – пошутил он.
– Извините, я далека от этих правил, – сдержанно ответила Настя.
Мельник поставил рюмку возле раковины и открыл духовку. Слабый запах запеченного мяса сразу стал сильным, разлившись по всей кухне.
– По-моему, готово, – сказал он. – Позвать Надежду Андреевну, или сами справимся?
– Я все сделаю.
– Я вам помогу, – с готовностью откликнулся Барин, снимая с крючка рукавички из толстого сукна. – Женщина с такими руками не должна таскать горячие тяжелые противни. Я вам, кстати, еще с утра хотел сказать, да все случая подходящего не было. У вас удивительно красивые руки, Анастасия Павловна.
Настя с удивлением посмотрела на начальника, потом перевела глаза на свои руки.
– Вы что, ухаживаете за мной? – спросила она.
– Почему вас это удивляет? Разве другие мужчины за вами не ухаживают?
Настя с неудовольствием подумала, что Барин прибегает к старым дешевым приемам, а у нее нет практики, она к таким ситуациям не очень-то привычна. За ней действительно редко ухаживали, да что там редко, почти никогда. Конечно, мужчины оказывали ей знаки внимания, но это, как правило, бывало связано с работой, с теми делами, которыми она занималась. Однажды ей подарили огромную охапку роз, но цветы прислал представитель мафии, чтобы уговорить ее помочь в раскрытии тяжкого преступления. В другой раз ей прислали прямо домой букет гладиолусов в большой хрустальной вазе, но это тоже была мафия, только уже другая, которая, наоборот, хотела заставить ее отказаться от расследования. Несколько раз ее приглашали в рестораны, иногда она принимала приглашения, иногда отказывалась, но опять-таки это было связано с необходимостью встретиться или поговорить с нужными по работе людьми. И комплименты Настя чаще всего слышала не от искренних поклонников (каковых у нее, в сущности, и не было никогда), а от людей заинтересованных, желающих расположить ее к себе.
– Нет, – сказала она спокойно, но все же не сумев скрыть раздражения, – мужчины за мной не ухаживают. Вероятно, им известно, что у меня есть муж, конкурировать с которым им не под силу, поэтому и не пытаются.
– Вот как?
Барин пододвинул себе табурет и уселся рядом с Настей, совсем близко. Так близко, что коленом касался ее бедра.
– И чем же так опасен ваш супруг? Он чемпион мира по кикбоксингу?
– Владимир Борисович, я не намерена обсуждать с вами своего мужа. Если вам интересна формальная сторона вопроса, возьмите в отделе кадров мое личное дело, там все написано.
– А если меня интересует неформальная сторона?
– Неформальную сторону я обсуждаю только с самыми близкими людьми. И пожалуйста, господин начальник, не надо смотреть на меня так многозначительно. Я уже давно вышла из того возраста, когда такие взгляды могут произвести впечатление.
Мельник расхохотался. Смеялся он от души, весело, заразительно.
– Вы очаровательны, Анастасия Павловна! Почему вам всюду мерещится подвох? Неужели вас кто-то так сильно испугал в этой жизни, что вы готовы в самых невинных вещах видеть гадость и попытку вам навредить? Будьте проще. И сами увидите, что вам станет легче жить. Вы даже не замечаете, что своей хронической подозрительностью обижаете людей, которые не хотят вам ничего дурного.
Он положил ладонь поверх Настиной руки, лежащей на столе. От такой фамильярности она оторопела. Ладонь у Мельника была теплой, но Насте, у которой из-за плохих сосудов руки почти всегда были холодными, она показалась горячей грелкой.
– Между прочим, вы собирались заняться мясом, – напомнила Настя, резко вставая и отходя чуть в сторону.
Мельник тоже поднялся и снова взялся за суконные рукавички. Вытащив из духовки противень, он ловко переложил большой кусок запеченного мяса на разделочную доску и принялся отрезать одинаковые по размеру и толщине ломти и раскладывать их на стоящем здесь же блюде. Он стоял спиной к Насте, и она собралась было уже незаметно выйти из кухни, когда ее остановил голос Барина:
– Анастасия Павловна, я ждал вас сегодня в шесть часов с докладом, но вы не соизволили прийти, хотя были на месте. Должен ли я расценивать это как акт демонстрации, или вы просто забыли?