Даша подошла к Татьяне, стоящей возле калитки, взяла ее за руку.
– Тетя Таня, я вам напишу большое письмо. И вы тоже напишите, ладно?
– Напишу. Обязательно.
Она наклонилась, обняла девочку, поцеловала. Машина уехала, и Татьяна с Андреем как будто осиротели. И в самом деле осиротели. Пустоту, образовавшуюся после отъезда Даши, надо было чем-то заполнить. Татьяна предложила пойти на речку. Андрей согласился. Он решил после купания продолжить роспись. Татьяна видела, что внутренне он еще не готов к такой работе, но надеялась, что все со временем образуется.
Только они вышли за ворота, как столкнулись нос к носу с Инной, университетской подругой Татьяны.
– Таня! А я к тебе, как говорится, собственной персоной. Решила сама посмотреть, чего тут у вас для фельетона можно нарыть.
– Инка! Здравствуй, моя хорошая! – крикнула Татьяна, бросившись в объятия к полной шатенке в экстравагантном наряде. – Андрей, знакомься, это Инна, моя подруга по альма-матер.
– Очень приятно. – Андрей с улыбкой протянул руку Инне, которая с любопытством уставилась на симпатичного мужчину.
– Хм! А ты не говорила, что у тебя такой импозантный друг завелся, – кокетливо поправляя свои мальчишеские вихры, говорила Инна. – В альма-матер вышеупомянутой ты, кстати, в монашках долго ходила, а теперь, не прошло и…
– Инка, заткнись!
– Вас понял. Ладно, ребята, а угол-то у вас можно снять? Или отправите несчастного журналюгу в Дом крестьянина, на койко-место?
– Да ради Бога, Инна! Ты чего? Вон какой огромный дом, и почти весь в твоем распоряжении.
– Ну уж и весь, – скептически оглядела дом Инна. – Мне и чуланчик сойдет.
– Кончай прибедняться! Мы тебя сейчас накормим, а потом вместе пойдем на речку.
– За материалом?
– Купаться, дуреха!
– Да ты что! Неужели еще существует такая деревенская идиллия? А я купальник не взяла, – расстроилась Инна.
– Ерунда! По пути купим в местном универмаге.
– Ну, Татьяна, я просто в ступоре от качества местного сервиса!
Андрей ушел к своей росписи, оставив женщин на берегу.
– Слушай, Танька, какой он красавчик! – томно произнесла Инна, разомлев под лучами горячего солнца.
– Главная его красота – это душа.
– Угу. Рассказывай! Впрочем, ты права. Если вспомнить древний постулат, что глаза – это зеркало души, то душа у него должна сверкать и переливаться, как аметисты его глаз. О как! Кажется, я сочинила первую строчку сонета. Помнишь, как мне нелегко давались стихотворные формы? Ты, к примеру, писала такую лирику, просто суперическую. Помнишь нашего Федора? Как он таял на семинарах от твоих выступлений. Ха-ха-ха!
– Ты чего ржешь?
– Я вспомнила, как он решил приударить за тобой. Помнишь?
– А! Это ты про букет?
– Ну! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Где он его достал, этот веник?
– Да перестань ты!
– Нет, но это анекдот какой-то, ей-богу! Достать из портфеля сначала бутылку дешевого портвейна, потом мыло с мочалкой и только после этого «букет» одуванчиков и всучить их тебе на глазах у всей группы! Ха-ха-ха!
– Ну, положим, не одуванчиков, а подснежников. Ни фига ты не смыслишь в романтике, Сорина!
– Ой, сто лет уже Федорова. Сориной-то и забыла, когда была.
– Как хоть он поживает, твой Федоров?
– Ой, подруга, он такой же мой, как и твой. Уже пять лет в разводе. Кто его знает, как он живет с этой… Сказала бы, да храм рядом. Грешить не буду.
– А второй раз не пробовала?
– Взамуж-то? А что, кто-то предлагал? Что-то не вижу очереди. Любовники были. Целых два. А серьезного ничего. Слушай, а твой Андрей, как он, хорош? Ну, в постели, я имею в виду.
– Ну, Инка, ты вроде не собиралась грешить возле храма.
– Ладно уж, можешь не отвечать. И так вижу, по глазам твоим. Как у кошки весной.
– Прекрати.
– Уже. Так мы идем на объект или нет?
– Идем. Одевайся!
Татьяна с Инной вошли в кабинет Симакова.
– Здравствуйте! – энергично поздоровалась Инна и протянула Симакову свое удостоверение.
– З-здравствуйте, – заикаясь, поздоровался Симаков и встал, уронив при этом на пол ручку.
Он прочитал Иннино удостоверение, вернул его хозяйке и предложил женщинам присесть. И вновь Татьяну передернуло при виде его бегающих глазок, лоснящегося от пота красного лица и паники, которая сопровождала каждое его движение.
– Наша газета заинтересовалась экологическими проблемами в вашем районе, – с ходу взяла быка за рога Инна. – В частности, речь пойдет о Красном боре. Не могли бы вы рассказать, что вами, главой сельской администрации, предпринимается для сохранения этого уникального лесного массива? Насколько мне известно, он относится к Государственному лесному фонду?
– Д-да, относится. Но…
– Значит, охраняется Лесным кодексом?
– Д-да. Но…
– А что означают вот эти огромные мусорные завалы в районе Красного бора? – хладнокровно вела атаку Инна, раскладывая на столе Симакова фотографии свалки.
– Но мы уже это как бы обсуждали недавно на совещании.
– «Как бы»?
– Нет, это к слову…
– Любопытно было бы узнать, что уже сделано по решениям этого совещания.
– Как «что»? Работает комиссия по экологии. Общественная.
– И что? Есть результаты?
– Наверное. Я пока не в курсе, но…
– Понятно. А кроме комиссии, что-нибудь существенное проводилось? Например, вы можете утверждать, что мусор перестали свозить за Огневку или по крайней мере уменьшился объем вывозимого мусора?
– Н-нет, конечно. Утверждать такое я не могу. Не стоять же мне на свалке день и ночь с секундомером?
– С секундомером стоит, насколько я знаю, тренер на тренировке.
Татьяна не удержалась, прыснула. А Инна, похоже, взяла след, как хорошая гончая, и добычу упускать не собиралась.
– Господин Симаков, а когда у вас новые выборы главы администрации?
– Через год.
– И что, вы собираетесь на второй срок?
– Собственно, какое это имеет отношение к разговору?
– Самое прямое. Вряд ли народ проголосует за вас.
– Это почему?
– Наша газета хорошо раскупается населением. К сожалению, мы мало охватываем сельских читателей. Надо бы это учесть и отправить распространителей в ваш район. Особенно после публикации статьи о загрязнении Красного бора.
– У вас все, Инна Борисовна? – спросила молчавшая до сих пор Татьяна.
– Пожалуй.
– Тогда у меня к Анатолию Григорьевичу будут свои вопросы. После нашего разговора о Федоре Кармашеве прошло достаточно времени. Что-нибудь сделано для реабилитации его честного имени?
– Нет, – с явной злобой ответил Симаков. – Этот вопрос меня не касается. Слухи о доносительствах ходили, еще когда я пацаненком сопливым был, так что не по адресу обратились, милые дамы.
Он, как крыса, загнанная в угол, перешел в наступление. Но видно, не учел, что перед ним не обычные посетители и «милые дамы», а журналистки, причем облеченные властью и определенными полномочиями.
– Вы хотите сказать, господин Симаков, что глава администрации такого крупного села может наплевательски относиться к судьбам и репутации своих односельчан? – с тихой яростью спросила Татьяна.
– К тому же фронтовиков, имеющих правительственные награды, – добавила Инна.
– Да, Федор Николаевич Кармашев, к вашему сведению, дважды орденоносец. Он награжден орденом Красной Звезды и орденом Красного Знамени, – жестко продолжала Татьяна.
– Кстати, такое, мягко говоря, аполитичное поведение руководителя села, не интересующегося ни людьми, ни историей, ни традициями родного края, вряд ли понравится односельчанам, да и вышестоящему руководству. А уж пресса поможет им раскрыть глаза на истину, это я вам обещаю, – глядя в упор на Симакова, твердо сказала Инна.
Женщины встали и, не удостоив Симакова взглядом, вышли из кабинета.
Инна с наслаждением вдохнула на улице вечерний воздух и брезгливо произнесла:
– Ох и пахнет этот твой Смердюков! Хряка бы ему в товарищи, вот парочка была б, близнецы-братья.
– Какой он «мой»? Пошел он к черту! А ведь непотопляемый этот Симаков. Думаешь, я не пробовала надавить на него? Ускользает, как червь.