– Первый.
– А у меня второй. Так можно?
– Пожалуйста.
– Не хотите шампанского?
– Нет, у меня от него болит голова.
– И у меня. Тогда коньяк?
Они подошли к столикам, стоящим в углу, за колоннами. Солодовников усадил Татьяну и сел напротив.
К ним подскочил кельнер с подносом, на котором стояли рюмки с коньяком. Солодовников подал Татьяне рюмку.
– Откуда здесь коньяк в таком количестве? Это что, бесплатно?
– На спонсорские деньги. Ваш Торопов раскрутил деловых людей ради мегазвезды, посетившей нашу грешную землю.
– Понятно.
Они выпили. Татьяна слегка поморщилась, и внимательный Солодовников, щелчком подозвавший кельнера, попросил коробку шоколада. Вскоре на столике лежала нарядная коробка. Татьяна была вынуждена съесть конфету, иначе бы ее еще долго передергивало от вкуса коньяка. Она и сама не отдавала себе отчета, почему подчиняется Солодовникову. Может, оттого, что чувствует вину перед ним? Ведь она тоже раскрутила его в ресторане.
Прозвенел звонок. Они встали и пошли в зал. В течение первого отделения концерта Татьяна ощущала на своем затылке взгляд Солодовникова. Или ей это казалось? Она нервничала, ругала себя за уступчивость, приведшую к ненужному сближению с этим молчаливым человеком. А в антракте постаралась не отходить от старого скульптора, который донимал ее своими воспоминаниями о лучших временах, канувших в Лету. Дважды она ловила на себе взгляд Солодовникова, но всякий раз делала вид, что не замечала его.
После концерта состоялся банкет в честь музыканта. Татьяна обычно избегала банкетов или старалась незаметно уйти после первого тоста. Но в этот раз скрипач сам поблагодарил ее за теплый прием и пригласил на «парти». «Пить водка!» – добавил он, очевидно, полагая, что такой призыв сотрет все официальные границы в их отношениях.
Человек сорок собралось в ресторане. Ее место за столом оказалось между скрипачом и Солодовниковым. «Так это он все заранее продумал! – догадалась она. – Ну что ж. Не все мне кататься. Пора и самой саночки возить». Скрипач говорил с ней на английском. Он поднимал бокал с шампанским, смотрел на Татьяну с широкой улыбкой, демонстрируя чудеса современной стоматологии, и говорил, говорил. Она плохо его понимала, но улыбалась и повторяла «йес» или «о’кей». Уж лучше она будет бесконечно, как попугай, поддакивать австрийцу, чем окажется один на один с коварным Солодовниковым. А тот ждал. Ей даже в голову пришло сравнение с удавом, терпеливо выжидающим свою жертву. Нет, это невыносимо! Да что она, заложница, что ли? Татьяна встала, когда тосты закончились и зазвучала музыка. Улыбнувшись скрипачу, она вышла из зала. В холле она подошла к швейцару и попросила вызвать такси.
– Я отвезу вас, Татьяна Михайловна, – услышала она за спиной голос Солодовникова и вздрогнула.
– Я уже вызвала такси, – резко ответила она, бросив на него гневный взгляд.
– Не сердитесь, вам это не идет, – мягко, но с холодными нотками сказал Солодовников.
– Вам, наверное, наплевать, но я устала сегодня от «культурных» разговоров. И хочу поскорее оказаться дома.
– А такой я вас еще не видел.
– Какой «такой»? Злой?
– Нет. Это не злость. Впрочем, зачем этот психоанализ, когда женщина смертельно устала и хочет домой. Пойдемте в машину. Кстати, я не кусаюсь.
Татьяна хмыкнула и пошла за Солодовниковым. Видимо, день сегодня такой, «солодовниковский».
Он молча вел свой сапфировый «сааб». Она искоса поглядывала на него и тоже не проронила ни слова. У подъезда она хотела выйти, но он заблокировал двери с помощью электроники.
– Можно мне задержать вас на пару минут?
– Это уже произвол и насилие, – рассердилась она.
– Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Как видите, я всего лишь человек. Мужчина, подпавший под ваши чары.
– Это признание? – нетерпеливо спросила она, едва сдерживая себя в рамках приличия.
– Зачем вы торопите меня? Неужели вам каждый день признаются в чувствах? В настоящих чувствах.
– Нет, конечно. Простите, у вас, должно быть, как у нормального мужчины, есть семья, дети?
– Да, есть.
– И зачем вам этот адюльтер? Неужели все эти тайные связи дают ощущение счастья?
– А вы беспощадны. Значит, я вам безразличен.
– Правильно поняли.
– Жаль. Татьяна Михайловна, неужели у меня нет никаких шансов?
– Абсолютно никаких.
– И зачем вы устроили этот пикник в «Гурмане»? Я и так мог дать денег. Без этого спектакля.
– Вы все поняли?
– Да я прекрасно знаю Инну Борисовну. Она отличный редактор и журналист. Но Сулейманова с Гаджибековым вы с ней накололи. На сто процентов.
– Почему вы не выдали нас?
– А вы не догадываетесь?
– Что ж. Спасибо. А насчет романтических отношений не надейтесь. У меня есть мужчина, которого я люблю.
Солодовников тяжело вздохнул, разблокировал двери автомобиля.
– А вы снитесь мне, Татьяна. Таня… Какое ласковое имя. Как бы я… Прощайте! Постойте! Вот моя визитка. На всякий случай.
Он завел двигатель, и Татьяна захлопнула дверь. «Еще один со своими снами. Так и умру когда-нибудь одна и уйду на небо в саване из мужских снов», – раздраженно подумала она, входя в подъезд.
Беда ворвалась стремительно, разметав повседневные дела и мирное существование. Днем, прямо на работу, позвонила Инна и срывающимся голосом сообщила новости из Кармашей. Жестоко избили Колю, сына Виталия, и с инфарктом слег дядя Паша. Она узнала об этом случайно, позвонив на сотовый Виталию, с тем чтобы объяснить свое позорное поведение возле подъезда.
– Надо что-то делать, Таня!
– Поехали!
– Как?
– На моей «Волге». Прямо сейчас. На месте будем через два с половиной часа.
– Но…
– Если ты не можешь, я не настаиваю. Поеду одна.
– Нет, я поеду. Когда ты заедешь за мной?
– Через пятнадцать, нет, через полчаса. Я позвоню маме. Она, наверное, тоже поедет. А потом свяжусь с больницей, узнаю, какие нужны лекарства.
– Молодец, а я не догадалась.
– Ладно, собирайся.
Они приехали в Кармаши около пяти часов. Первым делом поспешили в больницу. В палату их не пустили. Там как раз собрался консилиум из местных врачей и приехавшего из Привалово невропатолога. Павел Федорович, как уже было известно Татьяне, лежал дома. За ним ухаживала Надежда. А Виталий был с сыном в палате.
Женщины сели на скамейку возле палаты и стали ждать. Вскоре дверь открылась, и на пороге появилась уже знакомая Татьяне пожилая женщина, терапевт, лечившая ее от пневмонии. Следом за ней вышли двое мужчин и сестра. Татьяна сразу определила, кто из мужчин приваловский специалист.
– Доктор, здравствуйте! Я родственница больного, – встала она, увидев врача. – Мы приехали из областного центра. Скажите, в каком состоянии больной?
– Состояние тяжелое, но стабильное. Хотя… При сильном сотрясении мозга всегда есть угроза отека. Вот над этим мы и будем работать.
– У нас с собой лекарства. Посмотрите, пожалуйста!
Татьяна подошла к столу дежурной сестры и выложила из пакета два десятка различных упаковок. Доктор внимательно просмотрел все упаковки, одобрительно покивал:
– Замечательно. То, что нужно. Я сейчас распишу все лечение, а потом сообщу, что еще необходимо купить. Но основные медикаменты вы привезли, спасибо.
– А мне можно в палату? – спросила Татьяна.
– Только наденьте халат. И пожалуйста, без лишних эмоций. Ему нужен покой.
Татьяна вошла в палату, осторожно прикрыв за собой дверь. У кровати сына сидел Виталий, почерневшее лицо которого Татьяна не узнала. Страдание исказило черты. Он сильно осунулся. К тому же, наверное, не брился эти сутки. Больными от горя глазами он взглянул на вошедшую сестру. Губы его дрогнули, но он сдержался, лишь кашлянул и тихо сказал:
– Вот, Таня, что они сделали с моим Колькой.
Коля лежал с закрытыми глазами, видимо, спал. Его лицо было сплошной синяк. Многочисленные ссадины на лбу, щеках, носу и на руках, лежавших поверх одеяла, смазаны йодом. Полоска пластыря с марлей под ним шла от уха к затылку.