Анечка как все это узнала, так сразу побежала Игорю звонить. Уж он-то, конечно, имеет право знать о происходящем. Тем более, что «Пробела» это в первую очередь касается. Потому что «Пробел» отныне в полном ведомстве Громового будет. То есть вообще без Орликовского вмешательства. Орликам – торговля. Громовому – услуги. Офис общий, костяк коллектива общий, а сферы влияния – разные. Во как!
– Я, как начальник отдела кадров, подумала. Ты ведь со спецификой работы знаком, и со всякими другими спецификами… Ты ведь просто из-за Орликов ушел. Из-за личной своей неприязни к Александру. Так?
– Нет, – прекрасно понимая, что мнение Анюты его слова не изменят, Игорь все же ответил.
– Я прекрасно знаю, что «да»! – строго заявила начальник отдела кадров, – Так вот. Теперь этой преграды не существует. Возвращайся в «Пробел». Это тебе официальное предложение от фирмы. Громовой, я думаю, возражать не будет. А Миленок всегда на Критовсоком настаивал.
Игорь представил себе «настоянного на Критовском» Миленка и рассмеялся. О возвращении в «Пробел», естественно, и речи быть не могло. Нет. Ничего против нынешнего духа «Пробела» Игорь не имел. Но… Увы, этот дух был уже мал Игорю. Как классная детская одежда, втиснувшись в которую, взрослый человек рискует и сам стать посмешищем и одежду по швам распустить. Распускать нынешний «Пробел» Игорь не собирался. Кроме того, вдруг ожившие инстинкты самосохранения назидательно рекомендовали избегать пока посещения мест, прочно ассоциирующихся у Игоря с Верой.
– Спасибо, Анюта. Но я откажусь.
Сделалось очень интересно, как поведет себя начальник отдела кадров в этой ситуации. Ведь на этот раз не заметить наличия у очередной марионетки собственного мнения представлялось крайне затруднительным. Оказалось, для Анюты нет ничего невозможного.
– Нет, не откажешься! В тебе сейчас говоришь не ты. Говорит обида. А я хочу поговорить с нормальным Игорем Критовским. Не обиженным. Когда станешь таким, – перезвони. И кстати, это уже совсем между нами. Вадим Сан мертв. Александра застрелила Вадим Сана. Думаю, твое отношение к жизни значительно улучшиться, когда ты узнаешь эту интересную деталь. В общем, перезвонишь, когда опомнишься. Жду. Постараюсь пока придержать вакансию.
Возражения смысла не имели. Тем паче, что Анюта положила трубку. То ли обидевшись на мнимую обиженность Игоря, то ли испугавшись собственной откровенности.
«Надоели!» – не выдерживал уже Игорь, – «Своих жизней у них, что ли, нет. Чего в мою лезть… Больше не пущу. Даже просто слушать не стану. Вот уж действительно, уехать бы. Уехать бы туда, где обо мне никто ничего не знает».
Игорь наскоро смастерил в голове сказку. Дескать, решил это он, Игорь, уехать в СтрануГдеОТебеНиктоНеЗнает. Дабы зажить совсем по-другому. Дабы оставили в покое, не сочувствовали, не язвили, не советовали. Приезжает это он туда. Глядь, а там Вера. Точно. Она ведь в эту страну тоже мечтала переехать.
Инстинкты самосохранения – строгие цензоры – заставили воображение отставить сочинение подобных историй. Наличие следов Веры в мировосприятии Игоря отныне подвергалось строгим гонениям.
«А пойду-ка я прогуляюсь. И так, целый день дома просидел, телефон карауля» – на фоне общего абсурда мысль о прогулке выглядела вполне здравой.
Взлохматив волосы расческой и накинув ветровку (все-таки вечер уже), Игорь на цыпочках принялся пробираться к входной двери. Но телефон заметил. Задребезжал ехидно и требовательно. Не брать трубку – означало признать собственный страх перед этим надоедливым аппаратом. «А потом позвонил крокодил и со слезами просил…»