Ее ухмылка стала шире. Как-нибудь на днях она спросит, что нашел он привлекательного в двух круглых подушечках, как она именовала свой зад. Но ей нравилось поддразнивать его.
Он тут же вернул контроль над ситуацией, быстро ухватив ее за попу, прочно удерживая пальцами каждую ягодицу.
Она взвизгнула.
– Хьюстон! – Такого она не ожидала. Ведь пляж был частный и в пределах видимости находились десятки кондоминиумов.
– Не начинай того, что ты не сможешь закончить сама, Джози, – бросил он, пока его руки жадно исследовали ее тело.
Она не знала, как ему удавалось это – одним прикосновением парализовать ее волю. Она не могла пошевельнуться, да ей и не хотелось, она позволяла ему жадно ласкать ее, а между ног у нее вновь загудела уже знакомая боль.
Его пальцы скользили вверх и вниз по ее телу, по ногам и между ними, пока кончик одного из них не оказался в восхитительной близости от скрещения бедер. Шорты увлажнились, ноги напряглись. Соски выскочили наружу и молили о внимании, и пока ее мозг требовал: «Великий Боже, только не здесь!» – ее тело пело: «Да где тебе вздумается, несравненный ты мой, только не останавливайся».
Она заскулила, словно собака, просящая вывести ее погулять, и ждала, что сама почувствует смущение. Но реакция у нее была явно замедленная. Единственное, что она ощутила, было всепоглощающее, ослепительное вожделение.
Рука двигалась вперед и назад, забираясь между ног, поглаживая клитор сквозь тонкий материал шортов.
– Не здесь, – взмолилась она в тщетном призыве к сдержанности, сознавая, что не способна оказать сопротивление, если он будет продолжать в том же духе. Но даже символическое усилие помогло бы ей выглядеть не столь безнадежно. Если она не сможет обмануть себя, полагая, что половина населения Флориды собралась, словно на трибунах стадиона, и созерцала их, по крайней мере она попытается одурачить его.
– Никто ничего не увидит. Я стою прямо за твоей спиной, прикрываю тебя. Невозможно увидеть, что мой палец заблудился между твоих ног, – зашептал он ей на ухо, зацепив край ее шортов большим пальцем. – Никто ничего не сможет сказать. Выглядит так, словно я обнимаю тебя.
Он и собирался сделать это, а она застонет от наслаждения, прикусит губу и кончит прямо здесь, на пляже. На виду у любого зеваки. Она все же сомневалась, что какой-нибудь прохожий, увидев мужчину, склонившегося над женщиной и засунувшего руку ей между ног, примет его за любителя страстных объятий.
Это могло создать дурней прецедент. Если она плюнет на все условности и отдастся ему прямо здесь, на пляже, кто знает, может, он решит, что она способна и не на такие подвиги? Может, он захочет, чтобы она голой плясала при свечах, если она не будет осторожной.
Стараясь не закрывать глаза, она с трудом сглотнула и попыталась не замечать дразнящие движения его пальца, поигрывавшего краем ее шортов, проникшего в них и поглаживавшего трусики.
– Боюсь, что им будет что сказать, – простонала она и сомкнула бедра, пытаясь удержать его на грани. Однако лишь поймала его руку, еще крепче прижав ее к себе. О Боже, до чего же хорошо! Она смаковала этот долгий пульсирующий момент. Затем, собрав в кулак всю силу воли, которую обрела во время учебы в мединституте и круглосуточных дежурств в больнице, она сделала шаг вперед и вырвалась из рук Хьюстона.
Он не произнес ни слова, но она слышала его бурное дыхание, чувствовала его неудовлетворенность. Легкий бриз с океана взъерошил ее волосы, когда она повернулась к нему лицом. Напряженный Хьюстон стоял перед ней, мускулистые руки свисали по бокам. Джинсы выразительно натянулись спереди, на них образовался впечатляющий бугор.
Но он не заострял на нем внимания, не шутил и не улыбался по этому поводу, даже не отворачивался, как поступили бы другие мужчины. Он просто сунул руку в карман, вытащил ключи и покрутил ими в воздухе, нацепив на указательный палец.
Он не будет ни о чем просить. Сейчас она окончательно осознала это. Он не станет понукать или подталкивать, склонять или соблазнять ее. Он просто подождет, зная, что она жаждет его, пока она сама не приползет к нему на коленях, умоляя его, согласная и готовая на все.
Но он не мог достичь той отрешенности, которую она привыкла видеть в нем в операционной. Он был столь же растревожен, как она, хотя и лучше владел собой.
Он сделал шаг в ее сторону.
– В следующий раз, когда ты так нагнешься, дразня, я могу поддаться искушению и хорошенько выдрать тебя.
У нее перехватило дыхание, она не верила собственным ушам и быстренько прикрыла зад руками, словно он мог схватить ее и отшлепать прямо тут же, на пляже.
Наверное, он пошутил. А если нет?
Конечно же, это была шутка. Она вновь перестала думать и продолжала тянуться к нему, как комнатный цветок к окну.
У нее возникло искушение немедленно нагнуться, чтобы проверить, не исполнит ли он свою угрозу. Но она проигнорировала эту крошечную, смехотворную мыслишку, терпеливо дожидаясь, когда ее мозг вновь вернет себе способность членораздельно выдавать связные умозаключения.
Это было медленное возвращение.
Хьюстон никак не мог понять, что за чертовщина с ним происходит. Он ни разу не ударил женщину, ни во время занятий сексом, ни при каких других обстоятельствах, да ему это и в голову не приходило. В постели он всегда был традиционалистом, выбирал – сверху или снизу, сунул – вынул – и поехали.
Но Джози вынуждала его рассматривать все возможные повороты и новые трюки на, казалось бы, проторенном и многократно проверенном пути. Видя, как она смотрит на него, словно вдруг оказалась на свидании с серийным убийцей, он выдавил из себя подобие улыбки.
– Не слишком сильно отшлепать, конечно. – Ему следовало бы отступить, извиниться, сказать ей, что он на мгновение забылся, но он не любил признавать свою неправоту, не хотел почувствовать себя слабаком. И кроме того, ему действительно не терпелось схватить ее за попку и слегка наподдать за то, что она подвергает его чувственность такой пытке.
В голове вдруг всплыли воспоминания об отце. Перед глазами встали картинки того, как этот ублюдок швырнул его мать на кухонный пол, вспомнил о ненависти, которую питал к человеку, чьи гены унаследовал. Он возненавидел самого себя за то, что хоть на мгновение мог уподобиться этому жалкому человечишке.
Джози заставляла его терять самообладание, утрачивать контроль над собой. Который он вырабатывал на протяжении всей жизни. А что, если, обезволенный, он гораздо больше походил на отца, чем ему самому хотелось признать?
Стоя в лучах заходящего солнца, Хьюстон смотрел на Джози и размышлял, не пора ли приступить к решительным действиям. Она была чертовски опасна.
Но тут она улыбнулась, блеснув восхитительными ямочками на щеках и белоснежными зубами.
– Это, пожалуй, не самая хорошая мысль, – заявила она, расстегивая пуговицы на топе. – Я наверняка шлепнусь носом в землю и выбью зубы.
Торжественная серьезность, с которой она говорила, рассмешила его, прервав кислый настрой. Он мог опасаться Джози, но, черт возьми, не в силах устоять перед ней.
– Ладно, не будем. – Стыдно испортить такую образцовую улыбку. Он коснулся кончика ее носа: – Что-нибудь еще, что мне следует узнать о тебе, прежде чем мы войдем? Какие-нибудь медицинские требования или физические ограничения?
– Я не могу коснуться пальцев на ноге, – сжав губы, кивнула она.
Хьюстон рассмеялся столь неожиданному ответу.
– Я буду иметь это в виду. – Он взял ее за руку и подтянул поближе, чтобы они могли шагать вместе.
Он держал в руке ее нежную бледную ручку и старался не думать о том, что никогда не делал этого с женщиной. Он уже перешел к столь близким отношениям с Джози, каких никогда не позволял себе ни с кем другим.
Черт, а ведь он не держал женскую руку, с тех пор как ему стукнуло семнадцать, – со времен выпускного бала. А затем это случалось только для фото. Конечно же, он касался женщин, но это было лишь прелюдией к сексуальным играм или частью их. Никаких тебе прогулок под ручку, поглаживаний плеч или спины, просто поцелуй, «привет» и «прощай», подальше от его матушки и Кори.